Сибирские огни, 1953, № 1

я не успел прочитать. Один из велосипедистов спешился, ожидая пока пройдёт поезд, а другой оставался в седле, держась рукой за борт гру­ зовика и беседуя с девушкой, сидевшей наверху, на мешках. После переезда опять проплывали за окном огороды, домишки — теперь всё это двигалось медленнее, поезд замедлял ход. Мы остановились на какой-то станции, названия которой я не мог прочесть, потому что наш вагон был одним из последних, мне было видно только одноэтажное кирпичное здание с надписью «Багажная контора». Я решил, что прочту название, когда поезд снова тронется и наш вагон поравняется со зданием вокзала. Пока что я повернулся на бок, закрыл глаза и стал думать о рас­ сказе, начатом ещё за неделю до отъезда. Потом я задремал, а когда снова открыл глаза, оказалось, что уже десять часов, что я проспал всё утро. Занавески были отдёрнуты, в окно ярко светило солнце. Постель Гэутэгина была аккуратно убрана, а сам он сидел внизу и беседовал с нашими соседями по купе. Соседи с трудом говорили по-русски, мы заметили это ещё вчера, при посадке. Мы с Гэутэгином и со всей компанией, которая нас прово­ жала , явились на вокзал за полчаса до отхода поезда. Бросили чемода­ ны на свои полки, вернулись на перрон и стояли там, разговаривали с друзьями. Вагон постепенно заполнялся. К проводнице подошла пара — мужчина лет пятидесяти и женщина лет сорока, очень миловидная. Протягивая билеты, мужчина спросил: — Жёсткий—купированный? — Д а , да, купированный, — ответила проводница. — Проходите, пожалуйста. Ваши места в третьем купе. В произношении этого пассажира, в покрое его костюма, в светло­ сером дорожном плаще его спутницы, в пёстрых наклейках на чемо­ дане, который нёс за ними носильщик, — во всём этом чувствовалось что-то непривычное. — Иностранцы, наверно, — сказал Гэутэгин. Мы стояли на перроне до самого отхода, потом, стоя уж е на пло­ щадке, что-то кричали провожающим, потом, когда поезд пошёл быст­ рее, махали им шляпами. И мы совсем забыли об этой паре до тех пор, пока не вернулись на свои места. Оказалось, что мы едем в одном купе, что они — наши соседи до самого Хабаровска. Гэутэгин не ошибся, это были иностранные туристы. Он — филолог, профессор из Льежа , она -— его жена, художница. Она говорила по- русски с ошибками, он — немного лучше, но слишком старательно, с не­ русским произношением. Он тоже нередко ошибался, но зато с нескры­ ваемым удовольствием поправлял жену. Узнав, что мы с Гэутэгином — чукчи, что мы едем на Чукотку, они почему-то были очень поражены. Они разговаривали с нами примерно так, как разговаривали бы, вероятно, с марсианами, собирающимися в обратный путь на Марс. Впрочем, они были очень тактичны, старались не проявлять слиш­ ком назойливого любопытства. У профессора были добрые и умные глаза, хорошая улыбка; и он и его жена держались просто, непринуждённо. В общем, они нам по­ нравились. Но почти в каждом их взгляде, почти в каждом вопросе чув­ ствовалось всё-таки изумление, смешанное с недоверием. Сначала нас это забавляло, потом стало надоедать, и мы ушли в вагон-ресторан. К огда вернулись, наши соседи уже спали. А теперь наступил новый день, и внизу снова шёл разговор. И опять, конечно, о том же — о народах Крайнего Севера, о их «таком своеоб­