Сибирские огни, 1953, № 1
глаза , цвет которых даже трудно было определить: они всё время стран но менялись — одно мгновение казались карими, потом темносиними... Аким виновато посмотрел на Наташу и с радостью встретился со счастливой, возбуждённой улыбкой на неподдающемся загару её лице. Она, казалось, была чем-то встревожена, немножко напугана, но несо мненно счастлива; розовые пятна горели на её щеках; она кивала Акиму головой, и он знал, что Наташа поощряла его к разговору с венгеркой, давая знать, что это её не огорчает и не расстроит. Перед нею в это ран нее утро уже возникали и проступали всё явственнее, становясь ощути мее, картины недалёкого будущего — их жизнь с Акимом, и оттого она краснела, испытывая необычайную радость и счастливую смущённость. Но вдруг ей захотелось перевести свой взгляд на Шахаева, однако она не сделала этого: в этом своём желании, чуткая, она нашла обидное и даже оскорбительное для них обоих. Рассердившись на себя, она нахмурилась. Аким расценил это по-своему и, встревоженный, быстро отошёл от вен герской девушки. Его место тотчас же занял Сенька, как бы невзначай встряхивая свои ордена и медали, позванивая ими. Пинчук направился в село. На дороге заметил большой иллюстриро ванный немецкий журнал. Приподнял его, на обложке увидел портрет Гитлера. С гадливостью бросил журнал на землю и, прицелившись, с удовольствием припечатал свой сапожище так, что его каблук пришёлся прямо на усики и кособокий рот фашистского фюрера. Потом Пётр Тара сович вспомнил что-то, полез в карман, вынул большой потёртый бумаж ник, извлёк из него фотографию выпускников седьмого класса, ту, что подобрал в сорок третьем году в своей школе, и, глядя на девочку с вмя тыми немецким сапогом косичками, сурово сказал: — Ось за тебя ему... проклятому! — и стал с яростью втаптывать в землю фашистский журнал с портретом фюрера... — Як це они... — он задумался... — ага, «хайль». Так вот, — подыхайль, Гитлер. — Так со вся ким будет, хто пиде до нас разбойничать! Со всяким! Свершив этот акт правосудия, он не спеша, вразвалку, направился к дому, в который перед тем зашли Забаров, Шахаев и другие разведчики. — Отдохнём тут малость, — задумчиво проговорил какой-то солдат из молодых. Забаров посмотрел на него пристально, потом сказал: — Отдыхать нам не придётся. Нас ждут. Ну, пошли, товарищи! З а держиваться не будем... И разведчики, выйдя со двора, двинулись дальше. Шахаев взглянул на Фёдора. В глазах Забарова вновь горел знако мый ребятам сосредоточенный блеск. «Да, этот нигде не задержится!» — почему-то подумал про него парт орг. — Не будем задерживаться! — вырвалось вдруг у Шахаева, и он радостно засмеялся. Пётр Тарасович вернулся, чтобы «подтянуть свои тылы», как он для солидности называл хозяйство роты. Кузьмича, Михаила Лачугу и Мотю он застал на старом месте. Однако наряженные лошади сибиряка были запряжены, и сам Кузьмич, торжественный, уже сидел на повозке, оче видно, ожидая команды. Старик страшно обрадовался, завидя вернувше гося Пинчука. — Тронулись, стало быть, товарищ старшина? — нетерпеливо спро сил он. — А всё собрал? — Всё как есть, до мелочей! — Ну, хай будет так. Тронулись, Кузьмич!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2