Сибирские огни, 1953, № 1
том, спохватившись, смутился, кровь ударила ему в лицо, благо на смуг лых щеках это почти не было заметно. Аким тихо усмехнулся. Не только в ней дело. Вся рота обрушилась на парня, и это на него подействовало сильнее всего. Пожалуй, надо посоветовать Камушки ну не проводить собрания, — хватит с него и этого. Ты умница, Аким. А вот я, парторг, забыл как-то об этом, — опять горько улыбнулся Шахаев и строго осудил, как всегда осуждал что- нибудь неверное в себе и в других: — Нехорошо! Вскоре разговор их перешёл в другую область. Мечтатель и роман- тик, Аким люоил пофилософствовать. Часто навязывал дискуссию Шахае- ву. Сейчас разговор их начался с честности и правдивости человека, вер нее с воспитания таких качеств в людях. Оказалось, они придерживались прямо-таки противоположных точек зрения в этом вопросе. Совершенно неожиданно для Шахаева Аким заявил: Иногда беседуешь с человеком и видишь, что он врёт тебе без всякого стеснения, самым наглым образом. А ты сидишь и слушаешь, будто он правду рассказывает. Искренне будто веришь каждому его слову. Глядишь, устыдился, перестал врать... Чепуха! — не дождался Акимова вывода парторг. — Человек, увидевший вруна в своём собеседнике и не сказавший ему об этом прямо, а делающий вид, что верит его вранью, совершает такую же подлость, как и тот, кто говорит неправду. Жуткую глупость ты сморозил, Аким! — силою своей логики парторг вдрызг разбил педагогическую «методу» сель ского учителя. — Д а ведь ты сам не придерживаешься выдуманного то бою вот только сейчас, так сказать, экспромтом, правила. З а безобидное враньё Ванина и то ругаешь! Ну, и нагородил!.. Спорили они часто. Но никогда раньше Шахаев не доходил до такой резкости. Обычно парторгу было жалко разрушать сказочный дворец, воздвигнутый воображением Акима, уничтожать образы, созданные его не обузданной фантазией. Шахаеву нравилась в Акиме эта приподнятая меч тательность, нравилось то, что мысль Акима находилась в постоянном полёте. Парторг и сам любил помечтать, пожить мысленно той жизнью, которая — он был глубоко убеждён в этом — придёт через немногие де сятилетия, проникнуть нетерпеливым и пытливым взором и глубже — в манящее «далеко», пройти по светлой путь-дороженьке. Сейчас же Аким нёс явный и несусветный вздор, который было обид но слышать от такого умного парня. — Учитель ты, Аким, а договорился до ерунды! — с прежней горяч ностью продолжал Шахаев. ■— Твоей методой, знаешь, кто пользуется? — Кто? — спросил Аким, несколько шокированный таким оборотом дела. — Геббельс. Он врёт безустали. А немцы, разинув рты, верят ему. К счастью, не все, но верят. Согласно твоей философии, — лучше было бы её назвать филантропией, — Геббельс должен был уже давно устыдиться и перестать брехать. Но он не перестаёт. И не перестанет, конечно, до тех пор, пока ему не вырвут язык... Капиталисты и помещики веками обманы вают народ, нагло врут ему. К сожалению, часть народа ещё верит им, что только наруку эксплуататорам... Подумай, до чего ты договорился, Аким! А это, знаешь, идёт всё от твоего неправильного понимания гума низма. По-твоему, все люди — братья. И Сенька хорошо делал , что коло тил тебя за это. Я заступался за тебя, а зря. Не следовало бы!.. Аким молчал, тяжело дыша. Белые ресницы за стёклами очков оби женно мигали. Лицо было бледное. — Вам легко быть таким жестоким со мной. А что, собственно, я сказал?.. Ну, не подумал как следует. Что ж из того?.. 8. «Сибнрс 1 сие огни» № 1.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2