Сибирские огни, 1952, № 6

метит межи и станет косить его пшеницу. И чтобы сосед заметил и не за­ хватил чужой делянки, старик решил получше протоптать межу, которой до этого почти не было видно. Вместо межевого кола1он ещё раньше вы­ копал небольшую канавку, которая, однако, сейчас сильно заросла. С Александру Бокулея ручьями катился пот, а он всё прыгал и пры­ гал на меже. В том месте, где тяжёлый колос, откинутый ветром, переве­ шивался в сторону соседнего поля, Бокулей торопливо, но осторожно со­ бирал колоски в руку и перегибал спелые восковые стебли в свою сторону. При этом он что-то сердито ворчал себе под нос, словно бы делал выговор непокорным колосьям за непочтительность к законному хозяину. Убедив­ шись, что межа стала достаточно заметной, крестьянин начал косить. Крюк долго не хотел подчиняться его рукам. И неудивительно: ведь ру­ мын впервые в своей жизни пользовался этим странным орудием. Румы­ ны жнут серпами. Крюк же смастерил для хозяина Пинчук, убедив ста­ рика, что косить им всё же спорее, чем жать серпом. — Не комбайн эта штука и даже не лобогрейка, но всё же ей легче працювать, чем серпом, — говорил он, вручая Бокулею-старшему крюк. Кузьмичу Пётр Тарасович приказал обучить старика пользоваться этим нехитрым приспособлением, но тот не успел, был занят на другой работе— три дня подряд возил к переднему краю боеприпасы, помогая полковым обозам. В конце концов старик приноровился, и дело пошло. Работал он с ве­ ликим тщанием, до одури, до знобящей дрожи во всём теле. Василика, напевая свои песенки, чуть поспевала за ним вязать снопы. — Поторопись, Василика, поторопись, соловушек! — улыбался ей свёкор, скаля свой голодёсный рот. Они собирались было уже перекусить, как из ближайшей балки вы­ скочил всадник и в одно мгновение очутился рядом с ними. Василика тихо вскрикнула, выронила горшок с молоком и, бледная, стала пятиться на­ зад: во всаднике она узнала молодого Штенберга. Тот плотно сидел в сед­ ле, не спеша вынул саблю из ножен, шевельнул короткими чёрными уси­ ками, подрагивая скулами, прошептал: — Жнёшь? — Жну... — торопливо ответил старик и некстати поздоровался: — Буназива!2 — Бунасяра!3— в руках офицера ослепительно и ядовито блеснула сабля. Василика с пронзительным криком бросилась к нему, но опоздала. Боярин уже успел взмахнуть саблей и рубануть наотмашь по бараньей шапке старика. Бокулей-старший не успел и простонать. Он упал на зем­ лю и только слышал, как затрещала сухая стерня под копытами топтав­ шегося на месте жеребца. Крестьянин попытался было приподнять голову, но острая боль пригвоздила его на месте. Всё вокруг было раскалённым. Горячей была земля, она обжигала старику скрюченные, уродливые паль­ цы, мокрую спину, голые пятки. Воздух тоже был горяч, сушил глотку, ноздри... Омертвев на месте, Василика широко открытыми от ужаса чёрными неподвижными глазами смотрела на молодого боярина, торопливо осво­ бождавшего ногу от стремени. Она даже не смогла закричать, когда он схватил её на руки и понёс к коню. Придя в себя, она стала вырываться, кусать ему лицо, руки. Он не чувствовал боли, всё время твердил: — Василика... Василика... любимая!.. 1 Межевой кол у румынского крестьянина нередко ночью переставляют бо­ гачи, чтобы украсть у бедняка клок земли. 2 Добрый день (рум.). 9 Добрый вечер (рум.).