Сибирские огни, 1952, № 6
Видите ли, товарищ полковник, — начал Аким задумчиво. — Я хочу... Понимаете, я хочу закончить эту войну... как бы вам сказать... непосредственно, своими руками, знаете ли... Остаться до конца солда том... Ну, ну! — поощрил Дёмин, видя замешательство Акима. Вот вчера я разговаривал с одним румыном. Учителем работает в Гарманешти. Узнав о том, что я интеллигент, он удивился: «И вы — ря довой солдат?» Рядовой, говорю, что ж тут такого? У нас есть рядовые и поучёнее меня. «Как же так? — удивляется румын ещё больше.— У нас, говорит — такие, как вы, все по штабам да по канцеляриям си дят. Могли же вы писарем хотя бы стать». Мог бы, — отвечаю ему. — У нас, говорю, каждый второй солдат может писарскую службу нести... Вы, товарищ полковник, удивляетесь, к чему, собственно, это моё со общение? Дёмин улыбнулся. — Нет. Продолжайте. — И кто же, спрашиваю я этого румына, воевать станет, если все эти солдаты подадутся в писаря? Смеётся. «Не понимаю», — говорит. А тут, собственно, и понимать-то особенно нечего. Со временем у нас в стране все станут интеллигентами. Так что же, выходит, в окопах и си деть некому будет. Ведь родину придётся нам ещё защищать и, может быть, не раз... Понимаю. — Дёмин подошёл к Акиму и положил свою руку на его острое, худое плечо. — Фантазёр ты, однако, Ерофеенко, мечта тель... А впрочем, я не настаиваю. Можешь оставаться в роте. Только зна ешь, ефрейтор, ты не всё сказал. Ей-богу — не всё. Лучше уж говори до конца, а то сам за тебя скажу. Ты всё ещё думаешь о том случае с пре дателем Володиным? Так ведь? Это правда, товарищ полковник. — Аким вздохнул, потрогал оч- ки- ~ Думал о нём. Мне всё ещё кажется, что я в неоплатном долгу перед ротой, перед своими товарищами солдатами. — Ну, это ты зря... Договорить Дёмину помешал ординарец. Он вошёл с улицы и до ложил: — К вам румын, товарищ полковник. Хорошо, зовите. Ну что ж, Ерофеенко, отложим наш разговор до другого раза. До свиданья. Аким вышел. Через минуту в блиндаж протиснулась широкая плот ная фигура Мукершану. — Пришёл с вами проститься, Фёдор Николаевич! — тщательно про изнёс он имя и отчество, точно радуясь, что может произносить их пра вильно. — Очень рад вас видеть, товарищ Мукершану. Садитесь, пожалуй ста! — быстро пригласил начальник политотдела, протягивая навстречу Мукершану обе руки. На щеках Дёмина выступил румянец, очень кра сивший его мальчишеское лицо, и это оттого, что он не успел убрать вместе с бумагами фотографию жены и сына, на которую сейчас — Д ё мин видел это — посмотрел Мукершану долго и внимательно, даже, как показалось полковнику, с тоской и скрытой завистью. Мукершану понял смущение Дёмина и то, от чего оно произошло. Теперь Николае уже сам не мог удержаться, чтобы не спросить: — Жена? — он показал на снимок, с которого прямо на них смот рела молодая женщина с очень строгим и вместе с тем очень простым ли цом, освещённым большими спокойными глазами. На руках она держала сына, круглое личико которого ничего не выражало, кроме того, что долж
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2