Сибирские огни, 1952, № 6

ли его. Орёт в наших руках: «Хайль, реджеле Михай! Хайль, реджеле Михай!» И так это в рифму у него получается, Аким даже позавидовал такой рифме!.. — Перестань болтать, Ванин! — остановил Сеньку Забаров. — От­ куда ты всё взял? Ничего ведь румын не кричал. Шёл да помалкивал. Но Ванин уже сидел на своём любимом коньке, и его трудно было оттуда вышибить. — Товарищ лейтенант! — говорил он, скорчив оскорблённую рожи- цУ-_— Вы же сзади шли и ничего не слышали. Спросите Акима. Орал, да ещё как! А эту самую старую... Маму Елену раз десять упоминал. Вот провалиться мне на этом месте! — Будешь врать, так и провалишься. Обиженный, казалось, в самых лучших своих побуждениях, Сенька замолчал. Начав врать, Ванин через минуту уже сам искренне верил в то, что подсказала ему его же собственная неудержимая фантазия. Эта искрен­ ность рассказчика и масса приводимых им деталей захватывали слушате­ лей и заставляли их внимать Сенькиной выдумке с большим терпением. Забарова в первые дни командования ротой насторожила было эта черта Сенькиного характера. Но Фёдор скоро понял, что там, где речь шла о серьёзных вещах, Сенька правдив до скрупулёзности. Не кривил душой даже в тех случаях, когда правда складывалась явно не в его пользу. Подобный случай про­ изошёл совсем недавно. Как-то, возвратившись из штаба дивизии, Забаров увидел на своём дворе осёдланного коня, привязанного к перильцу крыльца. Рядом стоял Кузьмич со скребницей и сияющий Ванин. — Для вас, товарищ лейтенант, привели этого породистого конька- горбунка! — Откуда это вы его привели? — полюбопытствовал лейтенант. Кузьмич закусил рыжий ус и пробормотал что-то невнятное. Сеньиа вдруг глянул на ездового с нескрываемой злостью, зелёные глаза его по­ светлели. — У одного тут мироеда ликвизировали, товарищ лейтенант. Фами­ лия его — Патрану. Хозяин наш говорит, что он житья тут никому не давал, с бедных людей три шкуры снимал. И к тому же ещё — немецкий холуй! — ответил он прямо и вновь укоризненно посмотрел на смущённого Кузьмича. — Коня отведи сейчас же туда, где вы его взяли. Если надо, без вас реквизируют. И притом — сами румыны. Придёт ещё такое время. А за самоуправство объявляю вам обоим выговор... за неимением гауптвахты. — Есть выговор! — гаркнул радостно Ванин, будто ему объявили благодарность, и, подойдя к своему дружку Акиму, признался: — Отпу­ щение грехов состоялось... Прихвастнуть же любил Сенька по мелочам, для «веселия и облег­ чения души», как он сам признавался, хотя на этот счёт у него были серьёзные расхождения с Акимом, который не допускал лжи ни в боль­ шом, ни в малом и требовал этого от Сеньки. На что Ванин отвечал: — Может, учитель и не может приврать, ему действительно неудоб­ но, а мне можно. К тому же я не вру в таком... нехорошем смысле этого слова, а смешу, веселю вас же, чертей! Разве это преступление? Ты же, Аким, сам гогочешь как застоявшийся Мишкин битюг, когда Пинчук анек­ доты рассказывает. А в них, анекдотах, — сплошное рраньё. Кроме того, у Петра Тарасовича эти анекдоты вот с такой бородищей! — Собственно, чего ты от меня хочешь? Чтобы я благословил тебя на ложь? Этого ты от меня, Семён, никогда не дождёшься, — возражал