Сибирские огни, 1952, № 6

нужен сильный союзник. Надеюсь,, хоть теперь-то вы улавливаете мою мысль? — Я отлично её улавливаю, эту Еашу мысль, полковник! И уже давно улавливаю! заговорил Рупеску, ужаленный тоном распоясавшегося Раковичану. И вдруг он выпалил: — А вы не подумали о том, что эту вашу мысль, с моей помощью, разумеется, уловят и во дворце! — Донос, значит? — Раковичану расхохотался. Потом, мгновенно посерьёзнев, заговорил: — Хотите, я помогу вам сочинить этот донос?.. — Нет, не хочу. Теперь не хочу, — генерал задумчиво прищурился и пошевелил толстыми короткими пальцами. — Сейчас мне всё ясно, пол­ ковник. Не совсем ясно разве только одно: почему же союзники — я го­ ворю об американцах и англичанах — так восторженно приветствуют вступление советских войск в Румынию и заявление Молотова? Раковичану усмехнулся, при этом его светлосерые глаза не измени­ лись. Лишь чуть покривились тонкие губы. — А что им, собственно, остаётся делать? Иногда приходится строить приятную мину при плохой игре. Вступление русских войск в Румынию, например, для американцев столь же прискорбный факт, как и для нас с вами, генерал. Теперь на их долю — я имею в виду англо-саксов — остаётся лишь одно: сделать всё возможное, чтобы в руки Красной Армии поменьше попало промышленных объектов. С этой целью они — вот уви­ дите — начнут массированные бомбардировки промышленных центров Румынии. Завтра же мощные соединения американской авиации появятся над Бухарестом, Плоешти, над заводами Решицы... — Простите, полковник. Но вы говорите так, будто являетесь пред­ ставителем верховного штаба не румынской армии, а американского командования. — Я, дорогой генерал, являюсь... прежде всего политиком. А поли­ тики обязаны анализировать события и предвидеть... Раковичану неожиданно умолк. Его остановил девичий голос, зазве­ невший у входа в землянку. Полковник прислушался. Через полуоткры­ тую дйерь в землянку ручейком лились звуки беспечной девичьей песни, совершенно необычной в такой обстановке. Раковичану, широко раздувая ноздри короткого, словно обрубленного носа и хищно оскалясь, метнулся к окну. У самой землянки, склонив­ шись над тазиком, мыла посуду черноглазая и чернокудрая девушка. То и дело отбрасывая назад мешавшие ей волосы, она пела: Винограда лист зелёный, Крошка Мариона, — Что в лице ты изменилась, Крошка Мариона? — Всё тоскую, всё грущу я, Милый мой, любимый, Огорчают злые толки, Милый мой, любимый. — Что за девица? — спросил полковник, чувствуя, что не может оторваться от окна. — Мой повар, — безразличным тоном ответил Рупеску. — Она гото­ вит мне обеды. «Старый грешник!» — с завистью подумал Раковичану, неохотно от­ ходя от окна и игриво грозя генералу пальцем.— Повар недурён. Не уступите ли его мне, генерал? Я тоже люблю вкусно поесть. А? Неплохо заплачу.