Сибирские огни, 1952, № 6

на подоконнике, между накрытых деревянными кружочками горшков, там, где пробивался, должно быть, уже последний солнечный луч, — старого сонливого кота, который словно и не покидал никогда своего места. Георге окончательно убедился, что в доме в самом деле, ничего не изменилось. Он ещё не успел увидеть, что когда-то смоляно-чёр­ ная курчавая голова его отца теперь покрылась мелкой и частой сединой, будто изморозью, что стрелы морщин у его добрых ласковых глаз уг­ лубились и разошлись дальше к вискам и щекам. — А где Маргарита? — спросил Георге, с первой минуты обнару­ живший отсутствие сестры, своей озорной любимицы. — Где она? — тре­ вожно переспросил Георге, перехватив испуганный и молчаливый взгляд матери. Но маленькая тонконогая Маргарита уже входила в дом. Она взвизг­ нула, заметив брата, подбежала к нему, обняла за шею и стала быстро и жадно целовать его. — Георге! Георге! Братец мой!.. — говорила она, задыхаясь от счастья. Но в голосе её было что-то такое, что сильно встревожило Геор­ ге. Он поднял голову, высвободив её из тёплых и странно слабых рук се­ стры. Отец и мать сидели попрежнему молча. Мать всё так же испуганно глядела то на дочь, то на сына. Георге вопросительно посмотрел на роди­ телей, но ничего не понял и опять перевёл свой встревоженный взгляд на сестру. Та закрыла лицо руками, уронила голову на стол. Мать сделала над собой усилие и улыбнулась. — От радости она, Георге, от радости... Ну, Маргарита, довольно, обедать будем... Это она, сынок, о Василике, о невесте твоей... Георге мгновенно вспыхнул, потом побледнел: — Василика?! Что с нею, мама, сестра!.. Что с Василикой? Где она?.. — Молодой боярин Штенберг перед приходом русских куда-то увёз её, — ответила Маргарита, поднимая заплаканные глаза и с трудом сдер­ живая себя, чтобы не разрыдаться. — Он сказал ей, что тебя убили русские... В комнате долго стояла тяжёлая тишина. Отец молча выложил из чугуна горячую мамалыгу, аккуратно, крест- накрест, разрезал её ниткой на четыре равных ломтя и, взяв один из них тёмными жилистыми руками и обнажая в доброй улыбке беззубый рот, поднёс сыну. — При встрече нельзя печалиться, Георге! Бог разгневается. Бокулей осторожно взял ломоть из рук отца. — Спасибо, отец! — Ешь, сынок, — глухо проговорил старик. Он взглянул в окно и увидел там хлопотавших русских солдат. Глаза отца испуганно блеснули. Александру вздохнул и недоумённо спросил сына: — Зачем ты привёл их к нам, Георге? Георге внимательно посмотрел на отца, но ничего не сказал. Мать и сестра взяли свои порции мамалыги, но ни та, ни другая не притронулись к еде. «Не даст спокойно куска проглотить», — подумала мать с досадой, взглянув на мужа. Бокулей-младший, медленно и ея ло прожёвывая невкусную пищу, которая, судя по тому, что её подали на стол по такому радостному слу­ чаю, в доме отца была большой роскошью, продолжал пристально всма­ триваться в сильно постаревшее — Георге только сейчас заметил это — лицо отца, и ему до боли сердечной стало жаль этого вечного и неутоми­ мого труженика. «Какого ещё горя может ждать этот несчастный чело­ век, разве он не испытал уже всё, что выпало на долю бедного румына?»