Сибирские огни, 1952, № 6

Она тихо, беспомощно опустилась на ступеньку, протягивая к нему руки, будто умоляя, выкрикивала что-то непонятное разведчикам. Боку- лей поднял её, и она долго и исступлённо глядела ему в лицо, как бы за­ гипнотизированная внезапной великой радостью этой встречи. Потом стала порывисто обнимать его своими слабыми, немощными руками. Она не замечала наблюдавших за ними солдат, появления которых она ещё минуту назад с ужасом ожидала в своём доме. С нею был сын — её стар­ ший сын, первенец! — и больше ни о чём она не думала и не хотела ду­ мать в эту минуту, — перед ней стоял он — живой, невредимый, долго­ жданный... Потом откуда-то появился и отец — маленький, кучерявый, черно­ волосый и чернокожий мужичонка в узких латанных-перелатанных шта­ нах. Он поздоровался с сыном сдержанно, и, если бы не худые, длинные пальцы, которые тряслись непрошенно, можно было подумать, что Боку- лей-старший спокоен. Сняв мерлушковую шапку, он поклонился развед­ чикам, сказал что-то ещё Георге и пошёл в дом. Мать и сын последовали за ним. Сенька тоже собрался было войти в хату, но его остановил Пинчук: — Дай людям с сыном одним побыть. Иди щели копать. Забаров ска­ зал, щоб к обеду завтрашнему готовы булы. — Начинается! — недовольно пробурчал Ванин и, обернувшись к Никите, добавил: — Чего стоишь? Бери лопату!.. Но перед тем, как приступить к работе, разведчики тщательно осмот­ рели весь двор. Пётр Тарасович заглянул в единственный хлевушок, ко­ торый оказался пустым. Когда-то в нём находились овцы или козы, на земляном полу был рассыпан помёт, давно ссохшийся. — Худо живёт, —- заключил Пинчук, выходя из хлевушка. Он посмотрел на соломенную крышу дома, будто ожидая на этот раз ■обнаружить там трубу; и покачал головой: — Немае трубы... Отчего такое? — путался он в догадках. — Ма- буть, пожара боятся. Або ще чого... И Петру Тарасовичу неудержимо захотелось поскорее узнать жизнь .людей в этой незнакомой стране, потолковать с простым народом: выяс­ нить, что и как, и присоветовать в чём-нибудь... Первое, что бросилось в глаза вошедшему в родной дом Бокулею, это то, что ничего в нём не изменилось со времени его ухода в армию. Те ж е закопчённые стены с тёмными тенётниками по углам, в которых ба­ рахтались мухи, те же глиняные горшки на подоконниках, тот же веч­ ный, душный и неистребимый запах мамалыги; посредине комнаты, на прежнем месте, стоял всё тот же громоздкий жёрнов, который особенно привлёк внимание молодого Бокулея: солдат вспомнил, что этот жёрнов, несмотря на свою неуклюжесть, являлся предметом их семейной гордо­ сти, потому что у других не было и жёрнова, и к Бокулеям часто прихо­ дили соседи размолоть котелок кукурузы. И, наконец, старая деревянная кровать. На неё не взглянул Георге — возле этой кровати умерла его двухлетняя сестрёнка. Мать, уходя на огород, привязала ребёнка к нож­ ке кровати — так часто делают румынские крестьянки из опасения, что ребёнок может выйти на улицу и попасть в колодец. Девочка, привлечён­ ная вкусным запахом мамалыги, потянулась к ней. Вернувшаяся домой мать увидела её мёртвой: ребёнок задохнулся в верёвке... Георге, чтобы, очевидно, не будить горьких воспоминаний, старался не замечать этой кровати. Оживлённый и радостный, смотрел он на дру­ гие предметы, с удивлением находя их на прежних местах. Он приметил