Сибирские огни, 1952, № 6
такое кража и воровство. Замка и запер той избы нигде не увидишь. Калитка и ворота запираются обычно чем придётся: лопатой, кочергой, куском бечёвки, при ставленной к двери метлой. — Да разве это запор? — спросишь бывало. — От скотины, от ветра, — слышали мы обычный ответ. Иркечек приготовила на очаге креп кий кирпичный чай. — Дичь, дичь, кушайте дичь, — уго щал Апанис. Иркечек не садилась за стол, хлопота ла у очага и рассказывала мне о своём житье-бытье. Старик Илбек плотничает на плотине, сыновья и дочери давно уже выданы замуж, давно поженились, жи вут своими семьями. Остались старики жить с младшим сыном, Айрусом. Нача лась война, и он был убит. Старики поплакали о своём любимце, даже при хворнули с горя, а потом, известное де ло, стали немного в себя приходить. Ста ли работать, помогать снохе Иртэн, вдо ве, девок да ребят выводить в люди. Вну ки у старой Иркечек теперь уже не ма лолетки, а полные невесты и женихи. Но с большими детьми и заботы больше. Старший, Семьёй, ушёл работать в МТС, средняя, Олеха, — на своей ферме дояркой. Самый младший, Тохнан, вто рой год водит овец подпаском. И в шко ле учился хорошо, и курсы овчаров про ходил с охотой, и работал неплохо с ота рой. Но в последнее время ноги матери сплёл: просится в тайгу, на звероводче скую ферму уйти хочет. Не отпустить — пожалуй, обидишь парня. И отпускать далеко от себя ре хочется, забота о пар не будет у матери. Ещё не живал Тох нан на стороне, в людях, года ещё не большие, как бы чего не случилось с парнем. Мать, Иртэн, отговаривает, ста рики отговаривают, а Тохнан своё знает, не унимается. Сердце матери льнёт к де тям, а сердце детей льнёт к высоким го рам да к раздольным долинам. — Отпускать ли? — спросила меня Иркечек. — Со стороны, мать, не посоветуешь. — Лис там дорогих выращивают. — Значит, далеко отсюда? — В Саянах-горах, — сказала Ирке чек. — У реки Кантегира. Иркечек убрала со стола порожний кумган, сходила к передним полкам, где висели в узкой общей рамке семейные фотографии. Вернулась к столу понурая, с опущенной седой головой. — Вот Айрус, — подала она мне не большую фотокарточку. — Умница был, золотые руки. Всё, бывало, сам умел де лать. И мать жалел, и отца жалел, шиб ко жалел Айрус родителей. В праздники без гостинцев к нам, старикам, не пока зывался. Бригадиром на ферме работал. Большую семыо кормил Айрус, и учился. Голос старухи дрогнул, тонкие губы- скривились. — В армии в партию вступил, — сказал Апанис. С фотографии смотрело широкое, ску ластое лицо, с угловатым и твёрдым под бородком, с приподнятыми к вискам бро вями. Ефрейтор гвардейской части, ком мунист Айрус Килижеков прислал по следнюю карточку из-под Ливен. В сво ём письме писал родным: бой будет боль шой, дело должно завязаться жаркое, не пременно надо сломить хребет врагу. Справлялся о делах на молочной ферме., просил отписать — построен ли новый изолятор для молодняка, который начи нал ещё сам строить. Спрашивал о жиз ни своего улуса, посылал поклоны род ственникам, соседям, товарищам по ра боте. Когда читали это письмо на ферме, скотники и доярки плакали. — Жить с ним думали мы, — гово рила Иркечек, вытирая глаза концом пе редника. — Думали: Айрус и похоронит стариков. За дверью звякнул брошеный заступ. — Ну, вот и наши пришли, — сказал Апанис. В юрту вошла женщина с запылённы ми сапогами в руках, сноха Иртэн. Она поставила сапоги возле порога и стала умываться над чугунным котлом, слу жившим вместо таза. Потом за дверью послышался девичий голос, и в юрту вошла внучка Олеха. — Изен ползын, — здоровались вхо дившие. Я посидел ещё с полчаса и потом про стился с хозяевами. — Отары скоро в предгорье придут,— сказал Апанис. Было уже довольно поздно. Над улу сом мерцали яркие звёзды. Но и в этот поздний час улус гудел, как растрево женный улей. В переулках, по дворам, на главной улице, на колхозной усадь бе, у шумливой Хара-суг не утихала то ропливая, шумная ночная жизнь. По улице проходили люди с вёдрами, по дво рам сновали с фонарями женщины, про ехали в степь порожние подводы. Это принимались за свои текущие дела вер нувшиеся с плотины люди. Как бы зна чительна и важна ни была работа там, в горах, как бы ни спешили харасугов- цы возвести плотину и закончить строй ку, всё же здесь, в улусе, нужно было- ежедневно принимать коров, овец и коз,, проводить вечернее доение, поить волов, телят и лошадей, ставить на ночь скот в закуты и кошары. И работа эта всё была неотложная, необходимая. Её нель зя было отодвинуть или перенести на другой день. Хызырка ведёт в горы Вершины ближних гор были скрыты густой пеленой белого дымящегося тума на, когда мы выехали из улуса Хара-суг,.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2