Сибирские огни, 1952, № 5
У крыльца стояла запряжённая лошадь. Я охотно согласилась и с удобством устроилась в коробке, — на ворохе свежего сена. Василий Иванович собирался долго и обстоятельно. Он поправил се дёлку, подтянул подпругу. Под сено положил зачем-то ведро. Делал всё это не спеша, чуть выпятив нижнюю губу, и снова напомнил мне маль- чишку-подростка. Пришёл тракторист, богатырь в промасленном комбинезоне. На его- тёмном от копоти и пыли лице голубые глаза казались белыми. Тракто рист попросил Василия Ивановича передать какие-то детали «непременно в собственные руки дяде Семёну». Приехал на велосипеде паренёк в ма тросском бушлате, галифе, тапочках и без головного убора. Паренёк ока зался учётчиком. Он передал бригадиру бумажки со сведениями и тотчас же укатил обратно. И, наконец, в самый последний момент прибежала де вушка, что вчера вернулась с поля в шинели и с мешком на голове. — Василий Иванович, — произнесла она тоненьким голосом, — уж, пожалуйста, обмените книги в избе-читальне. — Девушка положила пач ку книг, перевязанных бечёвкой, на беседку.— Тут и список есть — какие- надо взять. А то мне уж на комсомольском попало ,— лукаво улыбаясь, и щуря карие круглые глаза, добавила, — я и для вас записала «Что де лать?» и «Белую берёзу». Не дожидаясь ответа, девушка убежала.. Словом, прошло не менее получаса, прежде чем мы тронулись в путь Василий Иванович застенчиво улыбнулся и извиняющимся тоном сказал: — Маленько подзадержал вас, — но ничего, лошадь добрая — мигом доедем. Лошадь, действительно, оказалась доброй и всю дорогу шла ровной крупной рысью. День стоял ясный, солнечный. Как будто и не было вче рашней непогоды. Степь — что русская песня: есть в ней и удаль и грусть. Широки сибирские степи и привольны. И кажется, нет им ни конца, ни края. Там, где небо словно сходится с землёй, течёт-струится бесшумный серебристый ручеёк-марево. Вот вы едете ровной мягкой дорогой... По обеим сторонам зыбкой стеной стоят хлеба. По жёлто-янтарному пшеничному морю ходят тяж ё лые волны. Есть где разгуляться степному кораблю. Кончились поля. Снова степь, необъятная, широкая, однообразная. Н е что это? Точно ветер прошелестел по густой листве. Вы в недоумении огля дываетесь. Кругом — ни кустика. А шелест всё нарастает как шум мор ского прибоя. Это навстречу вам двигается огромная отара. А на гори зонте уже чернеет распаханное поле. Нет, не безжизненна степь! Такой ли была степь прежде? И сколько она перевидела за свои неис числимые века... Очнувшись от размышлений, я взглянула на своего спутника. Он си дел, слегка подавшись вперёд, вглядываясь задумчиво вдаль строгими и ясными глазами. Значит и на него дорога навеяла раздумье. Люблю я вот так путешествовать по просёлочным дорогам с незнако мыми людьми, люблю их рассказы, простые и сердечные. Ведь нигде че ловек не бывает так склонен и к раздумью и к откровенному разговору, как в дороге. Но все мои попытки узнать от Василия Ивановича какие-либо под робности ни к чему не привели. На мой вопрос, трудно ли ему было в пер вый год бригадирствовать, он ответил: — Всяко приходилось. Я задала ещё несколько «наводящих» вопросов. Но он на них ответил? также неопределённо, уклончиво. Молча мы проехали километра два.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2