Сибирские огни, 1952, № 5
— А ну, трогай! — Он слегка подстегнул коренника. Лошади, дёргая головами, отмахиваясь хвостами, пошли по степи. Сенокосилка застрекотала. Скошенная трава мягкими зелёными волна ми ложилась на землю. Степан несколько минут растерянно смотрел вслед удалявшейся ма шине, потом побежал за ней. — Костя, ты что это, а?— закричал он. — Рыбу ловлю. Не видишь? — прокричал Мишин, не глядя на бегу щего за ним парня. — Ну, пусти, я сам, — плачущим тоном просил Степан. Так и застала их Панка: Костю с невозмутимым лицом, спокойно погоняющего лошадей, и Степана, бегущего за ним. Панка чуть не задохнулась от смеха. Она и забыла, что повариха н аказала ей немедленно же посылать ребят ужинать. Нахохотавшись, Панка позвала Кешку «поглядеть на кино», как она сообщила ему. Прошло полчаса. Костя знал, что скосить три гектара до быстро на ступавших сумерек ему не успеть. «Буду косить, пока видно», — решил он. Степан уж не бежал за ним, а, уныло свесив голову, сидел в стороне. Вдруг впереди послышался стук сенокосилки. Костя поднялся на ра ме, чтобы лучше видеть. Навстречу ехал Кешка на своих лошадях. «По могает друг!» — радостно подумал Костя. Но и тут Кешка остался верен себе. Проезжая мимо Степана, он снимал пилотку и молча отвешивал глубокий поклон, причём строил т а кие рожи, которые были красноречивее всяких слов. Иногда для разно образия он кричал: — Эй, рыбак, иди рыбачить. К ночи хорошо клюёт. Кешка достиг своего. Невозмутимое рябоватое лицо Степана покры лось красными пятнами, парень потерял свойственное ему состояние по коя. Но самое неприятное для него заключалось в том, что Панка, кото рой Степан несколько раз намекал о своей неразделённой любви, откро венно хохотала над кешкиными остротами. Кончилось тем, что, схватив пиджак, Степан ушёл. И больше чем всегда казалось, что кто-то толкает его сзади. Н а следующий день в обед Костя немного задержался. Кешка, кото рый теперь ни на шаг не отставал от товарища, дождался его. На берег, куда повариха тётя Феня выезжала с обедом, они пришли вместе. Это были часы нестерпимого зноя. В раскалённом, как бы расплав ленном воздухе гулко жужжали оводы. На бледноголубом небе ни об лачка. И нет вокруг местечка, куда бы можно было спрятаться от зноя и гнуса. Лишь справа, на горизонте, виднелся молодой берёзовый лесок. Но до него — далеко. Оттуда изредка доносилось одинокое и тоскливое «ку-ку». Голы здесь невысокие извилистые берега Черёмушки. Ниже они густо заросли черёмухой, отчего река и получила своё название. В двухстах метрах от берега стоял шалаш. Весной и в осеннюю по ру в нём ночевали охотники и рыбаки, летом — косари. Может быть з шалаше и попрохладней, но Степан до него не добрался, прилёг на берегу. — Ноги гудят, — сказал он тёте Фене. Ноги не очень гудели. Просто Степану интересно было узнать, о чём это Панка с Николаем Стрижковым вот уж четверть часа разговарива ют. Но как на зло они говорили вполголоса. Не особенно красиво со стороны Стрижкова прийти на стан и уединяться с девушкой. Всё-таки, как-никак, Николай — заместитель секретаря комитета комсомола и ему поручено руководить соревнованием. Нечего сказать — руководит.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2