Сибирские огни, 1952, № 5

— Там, Елена Дмитриевна, дыхнуть нечем. Я всё забрала , чтобы больше не заходить. Снимая с Катиных плеч панты, Елена Дмитриевна сказала: — Беги теперь, Катя, в ветровую. Скажи: тебя за мараловода при­ слала . — Ой, что вы, — смутилась, а ещё больше обрадовалась Катя. — Бери сначала с южной стороны маральи панты. Там самые ветви­ стые висят. Пока их обмерят да взвесят, остальные снимешь. Оленьи без меня не трогайте. Если справитесь раньше, чем я приду, беги за мной. Катя быстро юркнула в дверь. И, чтобы сократить путь, запрыгала с камня на камень, оставляя в стороне протоптанную дорожку. «Не выдержал... соскучился по Андрейке. Ни одна мать не могла бы три года не видеть сына... а, может быть и... обо мне... отцы бывают р а з ­ ные... Разве я ещё люблю?.. Как это похоже на него: три года не писать ни слова, а потом явиться, как сненг на голову! Я знала, что это случится. Лучше бы не видеть его никогда...» Пробиваясь сквозь сумятицу мыслей, явственно возник последний день, проведённый со Степаном... Весело потрескивали дрова в разгора­ ющейся русской печке, плясали на стене отсветы багряного пламени, когда раздался звонкий голос диктора и она узнала, что кормач Нижне- Уйбинского маралосовхоза Елена Дмитриевна Заботина награждена ор ­ деном Ленина и удостоена звания Героя Социалистического Труда за сохранение и выращивание молодняка. Это было так неожиданно, что ей сначала представилось, что где-то в Советском Союзе есть ещё Нижне-Уйбинский маралосовхоз и в нём — другая Елена Дмитриевна Заботина. Лишь когда Степан соскочил с кровати и поцеловал её так, что у неё перехватило дыхание, она поняла, что всё сказанное диктором относи­ лось именно к ней. Кто бы мог подумать, что так плохо кончится этот светлый день. Ве­ чером за широким застольем произносились поздравительные речи. Под­ нимались стаканы с медовухой, с разведённым спиртом. Все веселились от души. Только чем больше пил, тем больше хмурился Степан. И каждый раз крепче становился разведённый им спирт. Вот широко распахивается дверь, входит запыхавшийся, еще покрытый дорожной пылью Чапты Павлович Сураев и протягивает ей путёвку на курсы мараловодов. И в этот миг поднимается Степан, выхватывает путёвку и кричит: «Никуда я её не пущу, пока сам не кончу пушной институт». Эти слова выжжены на её памяти как тавро. Все заговорили разом, выскочили из-за стола. Д о сих пор, кажется, ощущают пальцы клочки бумажки, которую она сжимала в ладони в тот момент, когда так внезапно кончился её торже­ ственный вечер, и .вспыхивают щёки при воспоминании о том, как она меняла путёвку. ...Всё было готово к варке пантов. Елена Дмитриевна спустилась к топке, подбросила дров. Взглянула на хронометр, опустила панты в котёл. Теперь уже ни на минуту нельзя было отвлечься от работы. Каждую пару пантов приходилось по нескольку раз опускать в воду, выкидывать, опускать снова, высчитывать по секундам, сколько их дер­ жать, в воде. Вынув из котла последние панты, она открыла дверь в жаровую суш­ ку. Обожгло горячим воздухом. Стараясь не повредить размягчённые от варки панты, несколько раз заходила в жаровую, осторожно развешива­ ла панты на огромные, чёрные, вбитые в побелённую стену гвозди. Ни ­ когда не забывала Елена Дмитриевна, что от неё зависит сохранение це­ лебных свойств пантов.