Сибирские огни, 1952, № 5

тушке помещалась конторка сборочного цеха. Здесь стояли три столика, покрытых техническим картоном, несколько разнокалиберных стульев и массивный сейф. З а одним из столиков в углу сидела полнощёкая веснушчатая табель­ щица в синей косынке. Она что-то писала, молча кивнула вошедшим и снова углубилась в свою работу. Маша села у окна за столик диспетчера, а Липатов опустился на стул напротив. Исчерченное глубокими морщинами лицо его сохраняло замкнутую суровость, толстые губы были крепко сжаты. Глядел он, сдвинув брови, в одну точку, на стол, на жёлтое поле картона. Узловатые пальцы натру­ женных рук его со следами привычных для слесаря мелких царапин и ссадин неподвижно лежали на коленях. Как с ним говорить? Он сидел перед Машей, большой и непонятный, а она сама позвала его для серьёзного откровенного разговора и только от неё сейчас зависело, получится этот разговор или не получится. С чего начать? « Она поправила косу, которая попрежнему упруго и плотно обвивала голову, и решительно сказала: — Товарищ Липатов, почему вы такой чёрствый? Что-то дрогнуло в лице бригадира, резче обозначились борозды двух глубоких морщин около рта, Липатов вздохнул и, подняв на Машу глаза, глухо произнёс: — Кто вам это сказал? Взгляд его был спокоен. И только тут, вблизи, Маша рассмотрела, какие у него хорошие глаза — серые, добрые... И она поняла, что до сих пор ни разу не заглядывала в них вот так, как сейчас, и не интересова­ лась человеком, с которым встречалась каждый день, а относилась к не­ му предвзято и совсем не знает, чем этот человек живёт... Уже бессмысленно было настаивать на вопросе о чёрствости и Маша сказала: — Суровый вы очень... Мрачный... Может, горе у вас какое? — Нет никакого горя... А вы меня из-за Гринько вызвали, так я сра­ зу скажу: пускай идёт, куда хочет! Мне тоже надоело возиться! — Вы с ним грубы, Липатов... Ну, представьте хоть на минуту, что вы разговариваете с собственным сыном... — Д а разве мой сын таким был? — внезапно, с необычной для него горячностью перебил Липатов девушку. — Мой сын — кипяток, ртуть, азарт! Героем на фронте в сорок четвёртом лёг... Двадцати лет... Столько же было тогда, как этому сейчас... А этот... Лентяй... Оболтус несчаст­ ный... Рохля несусветная... — Учить надо... Молодой ещё, — осторожно заметила Маша, уже не решаясь отчитывать Липатова за ругань, понимая, что всю свою от­ цовскую горечь он вкладывает в злые слова. — А думаете — не учил? Спервоначалу, как к родному отнёсся... Уменье и опыт передать мечтал... Но ведь никакого интереса... Понятия никакого... Возьмите его от меня. Пускай другие воспитывают! — Нет, — сказала Маша твёрдо. — Он останется у вас. В вашей бригаде... Воспитывать будем сообща. Липатов промолчал. — Постарайтесь, — продолжала Маша, — быть с ним всё-таки по­ мягче... Д аж е если он такой, как вы сказали... — Значит, не верите? Липатов встал. — Верю. Но, может быть, вы... Понимаете, я сама только что поня- 3. «Сибирские огни» № 5.