Сибирские огни, 1952, № 5

совершенно вытеснило настоящее гео­ графическое название. Шадрин незадолго до этого был ут­ верждён руководством Срочного Казён­ ного пароходства в должности бакенщи­ ка. Раньше он был лишь, так сказать, внештатным помощником отца, своего предшественника на этом обстановочном посту. Когда отец погиб на фронте, где- то в Пинских болотах, молодой Шадрин начал свою самостоятельную жизнь на государственной службе. Мать он схоро­ нил ещё перед войной здесь же, на ост­ рове, бакенщик, унаследовав нехитрое отцовское имущество, зажил на острове один. Сам бакенщик относился к своему по­ ложению очень спокойно: ведь он родил­ ся и вырос в этих местах. Но на заезже­ го учёного это добровольное отшельни­ чество произвело ошеломляющее впечат­ ление. Сам он был человеком общитель­ ным, любил шумную жизнь больших го­ родов и, обычно, возвращаясь осенью в Петербург на камеральную обработку со­ бранных летом материалов, сторицей воз­ награждал себя за неизбежные лишения, испытанные им в полевых партиях. На этот раз столичный гость встре­ тил на маленьком енисейском острове молодого крестьянского парня, двадцати с небольшим лет, грамотного и на ред­ кость любознательного. Оказались на посту и книги, потрёпанные комплекты журнала «Нива», приложения к петер­ бургским и московским журналам. Бакенщик интересовался абсолютно всем: и методикой портовых изысканий, и техникой гидрографических работ, и динамикой русловых потоков. Профес­ сор, заехав на остров на несколько ча­ сов, застрял тут на целую неделю. Неиз­ вестно, много ли он почерпнул для сво­ их работ от пребывания на острове, но бакенщик, во всяком случае, узнал от него о многом: гость просто не успевал отвечать на расспросы хозяина. Шадрин выгодно отличался от всех местных жителей, с которыми профессо­ ру приходилось до сих пор сталкивать­ ся. Рабочие, которых нанимала изыска­ тельская партия, были людьми тёмными, забитыми, голодными. Тяжёлая и не всегда понятная им работа в экспедиции была своего рода «фартом»: тут они, по крайней мере, были уверены, что их не обманут при расчёте, они привыкли к обращению с ними лихих купеческих приказчиков, которые, как правило, «компенсировали» недоданные деньги зуботычинами и подзатыльниками. А этот парень был преисполнен чувством собственного достоинства. Уезжая, профессор предложил Шадри­ ну последовать за ним в столицу, летом состоять в полевых экспедициях, зи­ мой — работать сторожем в лаборато­ рии, на казённых харчах, жить в ка­ зённой квартире. Обещано было Ни­ колаю Александровичу, что его будут учить: профессор был либералом. Но бакенщик отклонил лестное пред­ ложение, он ответил: •— Зачем мне это? Я здесь — коро­ лём живу. А там, у вас, в Петрограде?.. И когда учёный ещё раз попытался было соблазнить Николая Александрови­ ча столичной жизнью, Шадрин самоуве­ ренно заявил: — Не1место красит человека, а чело­ век место, так-то... Обо всём этом рассказал мне как-то сам Николай Александрович. Мы сиде­ ли с ним у костра. В котелке варилась уха из молодых хариусов. Стояла тихая и тёплая летняя ночь, довольно редкая для этих мест. Лёгкий ветер, временами набегавший с гладкой, как зеркало, реки, тихо шелестел листья­ ми тальниковой заросли. Красноватый отблеск пламени короткими вспышками освещал простое и мужественное1 лицо бакенщика. Когда он рассказывал об этом своём «искушении», как он сам его называл, я не прочёл на его лице ни позднего раскаяния, ни печали. Шадрин, видимо, и теперь считал, что поступил правильно, ещё в молодости избрав себе жизненный путь бакенщика. Тут я не утерпел: — Жаль всё же, — заметил я, — сейчас вы, пожалуй, чуть не профессо­ ром были бы! Бакенщик глянул на меня и с откро­ венной насмешкой заметил настави­ тельно: — Профессором, однако, можно во всяком деле сделаться... Показывал мне Николай Александро­ вич и подарок от заезжего учёного, при­ сланный им вскоре после посещения здешних мест уже в первый послерево­ люционный год. Это был — тщательно обёрнутый в чистую бумагу литографи- рованый курс лекций по теме «Динами­ ка русловых потоков», читанных автором в Петроградском институте. А на ти­ тульном листе — размашистым почер­ ком надпись: «Королю Карточного остро­ ва от раба науки». Пряча в старинный деревянный, око­ ванный медью, ящик эту дорогую для него реликвию, бакенщик сказал об ав­ торе: — Писали в газетах: помер он, пе­ ред войной ещё... Лет ему, должно быть, под восемьдесят было. Занятный, одна­ ко, был старик... При этом Николай Александрович по обыкновению подумал больше, чем сказал вслух: много чувства он вложил в эту краткую характеристику. И покой­ ный профессор, о котором шла речь, учёный с мировым именем, умерший в ореоле славы крупнейшего гидрографа современности, вряд ли был бы обижен, услышав такой отзыв. А крылатое выражение — «король