Сибирские огни, 1952, № 4

эхую речь персонажей — русского, ту­ винца и эвенка, приезжавших в домик- музей в Курейке, — выявить и характер говорящего и глубину и своеобразие его ■отношения к вождю. Это ощущение растянутости возникает от того, что речи этих людей слишком .декларативны, построены по одному об­ разцу, мало индивидуализированы. Словно чувствуя это, поэт позаботил­ ся о том, чтобы максимально уснастить текст географическими названиями, внешними признаками того или иного края, создавая иллюзию конкретности, но это всего лишь иллюзия: ни Удеген и Улуг-Хем, ни Ванавара, Тура и Бай- кит, равно как «тоджинские пороги» или «чум» не раскрывают сущности на­ рода, от лица которого говорит тот или иной персонаж. Не помогает этому и чисто внешний приём изменения ритма. Это тем обиднее, что в этом же про­ изведении есть строки, которые заража­ ют неподдельным волнением, и когда поэт говорит, что при входе в домик, где жил, сосланный царским правительством товарищ Сталин, ...хочется мысленно взором окинуть Весь путь свой, от самого первого шага. И, как подобает достойному сыну, Принять на великую верность присягу, словам этим веришь до конца. И тот же приём изменения ритма, но определяе­ мый внутренним содержанием, подкреп­ лённый самим существом текста, выгля­ дит очень убедительно: И кажется людям, стоящим в молчанье. Как будто сейчас они видят его... Так на середине строфы кончается первая глава о людях, взору которых ■предстало нехитрое убранство комнаты вождя в домике-музее. А вот конец этой строфы, которая яв­ ляется уже началом второй главы, рас­ сказывающей о самом товарище Сталине: Морозный ветер леденит дыханье. Снега, снега и больше ничего. Только рифма связывает эти строки с предыдущими, а изменившийся ритм уже заставляет читателя внутренне под­ готовиться к восприятию того, что окру­ жало вождя, когда ...связанный незримой нитью С подпольем, с Лениным, со всей страной, Предвидит он грядущие событья, Октябрьский предугадывает бой! Наиболее сильными и впечатляющими являются в этом произведении те стро­ фы, в которых поэт рисует бессонные ночи работы Сталина, на конкретной встрече с Мартыном показывает его взаимоотношения с народами Севера и на фоне исторических событий делает попытку раскрыть значение деятельно­ сти вождя в этот период, когда там, ...где вьюга месяцами злится, Где можно задохнуться от тоски, — Склонясь над недописанной страницей. Готовит он к восстанию полки. Но, словно робея перед грандиоз­ ностью поставленной задачи, поэт в остальных стихах этого раздела чаще обращается не к подлинным обстоятель­ ствам жизни и работы товарища Сталина, а к сохранившимся о нём ле­ гендам. Стихи эти поэтичны, хорошо вводят в атмосферу далёкого рыбацкого станка, раскрывают отдельные черты жизни товарища Сталина в ссылке, но основная задача — показать всё величие дел и дум вождя — остаётся в большой степени пока не решённой. В какой-то мере восполняет этот про­ бел второй раздел сборника: «Севернее 66-й параллели». Здесь нет стихов, написанных непосредственно о товарище Сталине, но всё, что создаётся сейчас на некогда скудной северной земле, ри­ суется поэтом, как прямое следствие мудрой политики нашего государства, как реализованное руками советских людей, гениальное сталинское предвиде­ ние, потому что «холодную скудную землю согрело дыханье вождя». «Север строительных мирных дней» — тема стихов этого раздела. И подписывает ли эвенк или сахй, Стокгольмское воззвание, выращивают ли в Туруханске на опытном поле вет­ вистую пшеницу, входит ли в новый дом прежний кочевник-оленевод, слушают ли нганасаны в Красном чуме сказку Горького — всё это —- наше время и его черты, подмеченные взглядом ху­ дожника и позволяющие ему делать поэтические обобщения. «Земля, в которой Бегичев лежит» — одно из лучших стихотворений раздела. В нём с наибольшей полнотой выражена мысль о том, что «предшественников дерзостную славу умножил здесь со­ ветский человек». Люди трудятся на хмурой северной земле, согретой дыха­ нием вождя, и «не только волнами эфи­ ра — всем сердцем связаны они с Москвой, со всей отчизной — милою, ог­ ромной...» Третий раздел книги — «Есть на све­ те Москва!» — открывается стихотворе­ нием, обгащённым к сыну, и это выгля­ дит вполне закономерным: новосёлу зем­ ли, будущему гражданину коммунисти­ ческого общества, человеку счастливой судьбы, который дс ‘троит всё, что не достроим мы, и откроет, ещё не откры­ тое нами, посвящены эти строчки, кото­ рые воспринимаются, как лирическое отступление, задушевный монолог. «Стихи об Аляске», в которых К. Ли­ совский делает экскурс в историческое