Сибирские огни, 1952, № 3
И вот, в одно мгновение, горы расступились, и показалась безбреж ная синь. Посредине реки чернел камень. Проводник рассказал легенду о непокорной дочери Ангаре, сбежавшей от старого и грозного Байкала к красавцу Енисею... Вот он, камень, который бросил ей вдогонку рас серженный старик Байкал... Шаманский камень... На станциях продавали копчёных хариусов, омуль солёный, омуль варёный, омуль жареный, омуль сырого копчения. ...От Читы поезд пошёл по Маньчжурской ветке. — Летом здесь красота, — утешал проводник, — цветов много, ба- гул цветёт, и воздух — не надышишься. Но утешения на Серёжу действовали слабо. Уже осмысленно и с чувством он пел сочинённую им частушку: Как я вспомню про Воронеж, Так сердечко с места стронешь... В Борзе эшелон встречали представители от колхозов. Серёжа ехал в колхоз Ворошилова, но оказалось, что там не успели подготовиться к приёму переселенцев. К Серёже, который стоял в сторонке с чемоданом и балалайкой (ему в вагоне решили её подарить), пристал белобрысый, голубоглазый муж чина с украинским выговором; поедем и поедем жить в Долгокычу, в колхоз имени Сталина! Серёжа Небренчин был зол и не хотел ехать в какую-то Долгокычу. Пусть ему будет хуже, но он должен попасть в колхоз Ворошилова, ведь там земляки из Нижней Катуховки. Тогда бело брысый мужчина с украинским выговором исчез, позвонил по телефону, а через три часа прибыло «подкрепление». Пришлось вызвать в качестве агитатора переселенца Свиридова Кузьму Митрофановича, который уже пять лет тому назад переехал из Воронежской области и прочно осел в Долгокыче. За рулём автомашины сидел смуглый, рослый шофёр. Вместе со Сви ридовым он пошёл к переселенцам. Через полчаса и дородная женщина, у которой был «тихий муж Филя», и два «дяди», и Серёжа Небренчин со своим чемоданом и бала лайкой сидели в кузове грузовой машины. Для каждого переселенца была припасена доха. Дохи воронежцы тоже видели впервые: козий седой мех вывернут наружу, ворот настолько большой, что им можно закрыть кругом всю голову и лицо. От дох пахло по-домашнему, молоком и шерстью. Дно и борта кузова для тепла выложены потниками. Такая предусмотрительность всем понравилась. Белобрысый мужчи на с украинским выговором был простым весёлым человеком и, оказы вается, работал зоотехником колхоза. Звали его Фёдором Зубенко. Он сел в кузов, а дородную женщину посадил рядом с шофёром. На природу уже поглядывали веселее. Зубенко умел красиво рас сказывать об этих местах. А сама Долгокыча, расположенная в живо писной пади, уж просто всем понравилась. У правления колхоза переселенцев встречали Фёдор Трифонович Са раев и самый уважаемый и пожилой колхозник, которого звали ласково дядя Яша, с хлебом-солью на подносе, покрытом ручником, и весь кол хозный актив. Дородная женщина вылезла с трудом из кабины, весело окинула улицу, людей, поклонилась и сказала: — Ах, и неладный у меня мужик! У всех мужья вперёд идут, а тут бабе за всё отвечать надо. Ну, будем знакомы, люди хорошие! Вику лова я, — и она по очереди всем стала трясти руки. Тут же на ходу её кто-то окрестил Викулихой. — А почему у вас беспорядки, — с места в карьер накинулась Вику-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2