Сибирские огни, 1952, № 3
«Пусть, Эттой, я стану жить здесь. У нас будет много детей, они будут чукчи. Я добуду им ружья и байдары, научу их де лать гарпуны и снасть. Они станут хоро шими охотниками. Потом мы вернёмся в Уэном. И тогда мы станем жить так , как должны жить чукчи ; все будем охотиться и всё делить поровну между всеми; ведь все люди одинаково хотят есть. Разве не так всегда жил наш народ? Разве не за это чукчи называются луораветланами — настоящими людьми!» Тымкар снова при слушался к рокоту моря. Они е Тыкосом уже почти спустились вниз. «А ещё я б!уду много рисовать на моржовых клы ках ; я нарисую всё, что знаю о чукчах. Тыкос, а потом его дети узнают, как жи ли люди. Это всё сделаю я — Тымкар из Уэнома! Но пока... пока я не вернусь ту да, Эттой, хорошо? Разве уже не нарисо вал я Уэном для Сипкалюк?» Тымкару снова вспомнился таньг с бровями, как крылья у летящей чайки. «Как научился он палочкой рисовать то, что каждый из нас говорит? Ройс и Джон тоже умеют так рисовать (только едва ли они хоро шие люди). Но почему же мы — настоя щие люди — не умеем так? Лучше бы я не видал их. Так было бы лучше. Мно го 'вндашь. — ш о г о хочешь. А много хо т е т ь— станешь жадным и злым, как Ко- чак ...» Тымкар направился к бревну, прибито му волнами к берегу. Около бревна уже суетился Тыкос. «Но разве я много хо тел?. Только ружьё и Кайпэ. О, Омрык- вут — хитрый и жадный, он отдал её Гырголю. У Гырголя много оленей и он ещё жаднее Омрыквута. Он стал ещё куп цом, к а к Джон-американ. Все чукчи те перь ему должны. Но это неправильно, раньше этого не было, — так говорил ты, Эттой — мой отец. Это очень нехорошо, если люди тебе должны, это — стыдно». На берегу — только одно бревно да не сколько мелких обломков, источенных во дой и разбйтых о скалы. Тымкар начал шевелить набухшее бревно. «Построю ярангу. Тыкосу тепло в ней будет. Он вырастет здоровым и сильным. Я добуду ему ружьё. Он станет хорошим охотником и возьмёт себе в жёны самую лучшую девушку. У них всегда всё будет. Когда состарюсь, стану у них жить, и мне не придётся умирать добровольной смертью. Я не буду в тягость Тыкосу и его детям». Нет, Тымкар не допустит повторения того печального года, когда он уплыл за пролив! С трудом взвалив себе на плечо бревно, он начал вслед за Тыкосом огибать ост ров, направляясь обратно. Бревно тяжёлое. Но Тымкар идёт бодро. Нет, теперь никто не скажет ему, что он зря ходящий по земле человек; и никто не скажет ему, что он убил человека. У него есть жена и сын, у него будет своя яранга . Потом он достанет ружьё и патроны. Тыкосу будет легче жить, чем ему. Он расскажет ему обо всём. Разве нельзя сделать жизнь лучше? Ничего, он, Тымкар, сделает это! К тому же хорошо, что здесь нет шамана. Наверное, Кочак, если бы чукчанка при вела в Уэном эскимоса, прогнал бы его. Кочак, однако, слабый шаман. Разве я убивал человека?!». — Тымкар! — стоя у мыса, издали кричал Тыкос. — Иди быстрее, вот наша землянка! Тымкар донёс бревно почти до жилища Тагьёка, оглядел место, сбросил бревно с плеча. Оно глухо ударилось о землю. За тем Тымкар снова нагнулся, приподнял его сначала за один конец, потом — за другой, подложил под него камни, чтобы лучше просыхало, не гнило. И тогда, без слов, все поняли, что он остаётся жить с ними, на острове... Г л а в а 21 УРОК ГОСТЕПРИИМСТВА Весна в этом году выдалась ранняя. Льды быстро уходили на север. И сразу же, как только стало очищаться море, контрабандисты устремились к азиатским берегам. Разными широтами тяжело гружёные шхуны пробирались к Чукотке и Кам чатке. С подзорной трубой, как адмирал, на мостике «Морского волка» стоял сам чер нобородый янки . Минувшей зимой его шхуна побывала в доке. Там сменили дви гатель, сделали ледовую обшивку, выкра сили шхуну под цвет моря, вооружили. Ни какие встречи не страшны были теперь «Морскому волку» в открытом море.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2