Сибирские огни, 1952, № 3
— Д а я бы лисиц тут промышлял, — чистосердечно говорит объезд чик, и все разражаются громким смехом. — Уж одно из двух: или акты, или лисицы. Это ты исключительно заруби себе на носу, — говорит Сараев, — а ещё раз выругаешься — вы зовем на правление. Девушки довольны таким исходом разговора. Послезавтра, в понедельник, должно было состояться занятие комсо мольского кружка политического просвещения. Девушки спрашивают Костромина, как они попадут в Долгокычу. — Машину за вами послать придётся, — раздумчиво говорит Ко- стромин, но потом решительно отрубает: — да нет, пожалуй, Зубенко к вам пошлём. Он и проведёт занятие прямо здесь. — Правильно, — подтверждает и Сараев, — отрываться вам отсю да никак нельзя, — исключительно горячее время сейчас. А план осеме нения с понедельника мы вам увеличим вдвое. — Да что вы, Фёдор Трифонович! — даже застонал заведующий пунктом, — не выдержать нам такого плана, никак не выдержатб. — Выдержите. Посылаем вам в помощь Зубенко, он вам тут спячку разгонит, — улыбается Костромин. ...В Алакое — километров за сорок от Долгокычи — на участке то варно-молочной фермы Фёдор Трифонович помогает отобрать скот на мя сопоставки. Вместе с Костроминым, Зубенко и заведующей участком Большако вой Елизаветой он идёт на выгоны. Елизавета Большакова рассказывает историю каждой коровы, каждого бычка. Сараев то и дело говорит: «Пусть растёт ещё. Оставь его. А эту запиши. Нечего ей третий год хо лостой ходить. Ишь, как заправилась!» Так он отбирает несколько голов. Показывая на Елизавету Больша кову, он говорит лектору: — Двенадцать лет здесь сидит, не участок, а сплошную семействен ность развела: муж — пастух, тесть — пастух, брат — плотник. Са ма — главный губернатор всего Алакоя. Ничего, исключительно хорошая семейственность! Елизавета им спуску не даёт. — Хватит уже, — говорит Елизавета Большакова, худенькая, ма ленькая женщина, одетая, видимо, в мужнюю военную тужурку, — хва тит уж мне этого Алакоя. Пора уж в центр выбираться. — Пора, пора! — подхватывает Сараев, — по секрету тебе скажу, Елизавета, последний год тебя в Алакое держим, а потом прямо в столи цу: хочешь в самой Долгокыче, хочешь на племенную ферму. — На племенную! — вся так и загорается Елизавета, — на племен ную, Фёдор Трифонович, очень мне хочется около настоящих коровок по работать. — Так опять же не центр, а почитай четыре километра от Дол гокычи. — Это и есть центр. Для нас, где хорошие коровы, там и центр. Как там нынче Иркутянка? — Да пять тысяч литров дала. — Вот видите: пять тысяч! А тут что? Одна маята с ними: чиркаешь, чиркаешь и тысячу литров начиркаешь за год от коровы. Не-ет, мне бы добраться до настоящих коровок! — Доберёшься! — говорит Сараев. Он прощается с женщиной и идёт к машине. — Исключительный народ, — как бы продолжает он начатый разго вор, — нет, ничем она уже не похожа на прежнюю крестьянку. У этой сердце горит до общественного, колхозного. С таким народом нам можно и в коммунизм входить.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2