Сибирские огни, 1952, № 3

— Сейчас, когда мы одержали новую победу над силами природы, я хочу немного оглянуться на пройденный нами путь. Четверть века тому назад наш колхоз был как островок и объединял лишь несколько крестьянских хозяйств. А сеяли мы в то время только 20 гектаров, пахали сабаном. Взгляните на наш колхоз теперь: мощные тракторы, комбайны, электромоторы, автомашины, на фермах племен­ ной скот. Всеми первоклассными машинами, всем этим разнообразным хозяйством управляем мы с вами — крестьяне. Да, да, бывшие крестьяне, а теперь колхозники: трактористы, комбайнеры, техники, механики, агро­ номы, зоотехники, учителя, инженеры. Это значит: родилась и выросла новая колхозная интеллигенция. Взять хотя бы наше село, как раньше его называли: далёкое, глухое забайкальское село. Да какое же оно глухое? Школа, больница, радио, телефон, электри­ чество, автобус, легковые машины, мотоциклы, книжный магазин, ста­ ционарное звуковое кино, библиотека — всё это есть в колхозе Сталина. И на эту светлую дорогу счастья нас поставила и повела по ней Со­ ветская власть, наша партия,, наш Сталин! ГОРА (обращаясь к Вале). А колы ж мы ваш концерт слухать будем? ВАЛЯ. Да хотя бы сейчас. Где Правосудов? ...И выходит Медведев Нот Изосимович — электротехник колхоза. Играет он очень хорошо. Колхозники узнают в пьесе стихи и песни, написанные покойным поэтом-самоучкой Петром Кибиревым. Стихи не всегда гладкие, но в Долгокыче их ценят и любят. ...ПРАВОСУДОВ. Закончу в стихах речь товарища Зорина (читает): Наш колхоз, товарищ Сталин, Носим имя мы твоё, Ты на светлый путь поставил Всё крестьянское житьё. Зелрлю пашем тракторами И комбайном хлеб берём. Мы сплочёнными рядами В коммунизм идём. ...Спектакль понравился. Это было видно по тому, с какой благодар­ ностью смотрели на Фёдора Зубенко, на Валентину Григорьевну, на всех «актёров», как аплодировали им. Сараев и Зубенко шли по улице в толпе колхозников. — Ты уж не взыщи, — говорил Сараев Зубенко, — мужик ты слав­ ный, а в пьесе промашки есть. Что знаешь, видел, пережил, то у тебя вы­ ходит. А что по наслышке узнал — то не получается. Я так думаю, что писать пьесы — это трудное дело. Вот, например, меня ты вывел. А мне почему-то совестно смотреть было. Так это всё складно, так это всё просто и легко делает у тебя Зорин. И фамилия-то какая громкая! И всё-то он видит, и всё понимает, и нет у него ни одной ошибки, и никаких трудностей у него нет. А я, Сараев, сижу и думаю: сколько у меня всяких промашек, сколь­ ко всяких ошибок. Вот, хоть возьми ты канал этот. Построили мы его в 1934 году, поливаем полторы тысячи гектаров земли и успокоились. А теперь, видишь, получает/ся, что канал наш устарел — по новому методу земли теперь поливают. А мы ещё об этом и не думали. Канал запустили, ремонт ему не давали. Так хоть бы ты в пьесе об этом подумал, позвал бы людей вперёд. Я, например, когда книгу прочитаю, или посмотрю пьесу, всегда подумаю: а чему я научился, а захотелось ли мне лучше робить, красившежить? Ты ведь взялся людей учить. Так учи! Не бойся. Правда, Зорин твой всех учит, а сам у народа, у партии не учится,