Сибирские огни, 1952, № 3
тоби ухмиляются. Тут и соловейко защебече, та так переливчато, що аж за душу берёть. ЛИЗА. Хорошо? ГОРА. Ой як гарно! А там, десь в кинци села, и дивчата, чути, вы шли на улицу, та и запели, та так гарно, так гарно, что не заметишь, як и сам тихонько станешь подпевать. Сядимо вмисти мы тут пид калыною, И над панами я пан, Глянь, моя рыбонька, срибною хвщгёю Стелится в поле туман. Ты не лякайся, що люди почують Тыху размову твою. Я ж, тебе, сердынько, аж до ха/гыноньки Сам на руках донесу... (Обнимает Лизу). ЛИЗА (отстраняя от себя Гору, обиженно). Ну, ехал бы к себе на Украину, что же ты у нас в Забайкалье остался? ГОРА. Та разве ж я на Украине смогу жить? ЛИЗА. Неужели, а я и не знала. ГОРА. Та я разве кажу, що в Забайкалье плохо? Полюбився мне сей край. И ты, Лиза, полюбилась. ЛИЗА. Серёжа! ГОРА. Лиза! Милая моя дивчина. Я ж тебя люблю, як никого больше на свите. ...В антракте Сергея Лазаренко и его жену колхозники окружают плотным кольцом. — Неужто так и говорили? — допрашивают их. — Давно было, — уклончиво отвечает Сергей Лазаренко. — Неужто и песни пел ей? — Да пел же, честное слово, — говорит Лиза и лукаво смотрит на мужа, — и слова такие говорил, и песни пел. — Вдруг она смотрит на Зубенко и в удивлении спрашивает: — А ты откуда узнал это, Фёдор Трофимович? Ведь то всё промеж нами было. — Так и было? — окончательно повеселев, спрашивает Зубенко. — В точности так, — подтверждает Лиза. — Ну так скажу тебе, что все те слова и песни я когда-то пел сам Валентине Григорьевне. — Здорово получилось, — говорит и Лазаренко. — Это у тебя здо рово. В самую что ни на есть точку попал. По правде. ...В третьем акте торжественно пускают воду в канал. Зорин взмахивает флажком и говорит: «Вода пошла, товарищи!». Слышен шум воды, хлынувшей в канал. Далёкое «ура». Играет ор кестр. Шум идущей по каналу воды всё приближается, за ним, нарастая, перекатываются крики «ура». Трубач спускается к воде, зачерпывает её пригоршнями, умывается. — Ну, Гора, — обращается Зорин к Сергею Горе,— теперь, можно сказать, гора с плеч. А тебе, Трубач, придётся сменить поговорку «ячмен- ны блины» на «пшеничны блины». Трубач с пониманием дела отвечает: — Пшеница больше на булки идёт, а блинков' мы лучше поедим гре чишных, они вкуснее. И вот Зорин поднимает руку, призывает к вниманию. ^ Тут собрался весь колхоз и шефы из рудника Калангуй, и Зорин го ворит им почти те же слова, которые говорил сегодня днём Фёдор Три фонович Сараев на торжественном заседании, посвящённом 25-летию колхоза:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2