Сибирские огни, 1952, № 3

циалистов в селе, и дружба бурят с русскими. Не одна, а целых пять пьес. Возьми центральной темой что-нибудь одно, например, строитель­ ство оросительного канала. Но Зубенко не хотел прислушиваться к советам жены. Она не могла или не хотела понять того огня, который сжигал его. Он должен был, обязан был рассказать всё, что знает о людях колхоза. Валентина Григорьевна это поймёт, когда пьеса будет готова. Валентина Григорьевна знала упрямый характер мужа, знала, что с ним иногда бесполезно спорить. Но были такие вопросы, в которых она не хотела уступать. — Ты пишешь, что твой агроном Дайбо всей душой готов остаться в колхозе, а его жена Валя приехала только на месяц, снова уезжает в город и работает там в театре. Это неправда. У нас с тобой не так было. — Мало ли что — у нас... Мне конфликты нужны, понимаешь ты это? Без конфликтов пьес не бывает. — А мне до твоих конфликтов дела нет. — Слушай, Валя, ты не понимаешь, что такое дра-ма-тур-гия. Очень часто в пьесах муж остаётся один в колхозе, а жена уезжает в город. Это же приём драматургический. — Ты правду пиши, не как в драматургии, а как в жизни. Помнится мне, что ты, например, хотел отсюда бежать, — усмехнулась Валентина Григорьевна, — а в пьесе ты это качество приписываешь твоей Вале. Ради справедливости скажем, что Зубенко не всегда мог прямо при­ знать свою вину. Тем более, что он действительно искренне был теперь убеждён в своей всегдашней любви и привязанности к Долгокыче и к её людям. Он на самом деле забыл, что было время, когда он подумывал о бегстве из Долгокычи. Даже вспомнить и то было сейчас об этом неприятно. Однако, в словах Валентины Григорьевны была такая правда, что её трудно было не признать. , — Что же, в жизни так бывает. Но не обязательно в пьесе. В пьесе будет наоборот. Так типичнее. Никакие рассуждения о драматургии не помогли Зубенко. Валентина Григорьевна добилась своего, и он вынужден был восстановить истину. Наступил день, когда колхозная машинистка Пана Сараева заня­ лась перепечаткой пьесы. В колхозном театре ждали её с большим нетерпением. В этом театре к тому времени уже всё было, как и в других театрах: до слёз переживали обиды во время распределения ролей. Любили — не корми хлебом — выходить на аплодисменты. Был тут свой «производ­ ственный цех» в лице трубача Золотухина, Михаила Егоровича и «осве­ тительный цех», и костюмерная... В Чите, в областном театре, к полному удивлению Зубенко, пьесу раскритиковали. Сказали, что в пьесе нет «огня», что автор «смешит, но не хватает за сердце». Неправдоподобной выглядит ситуация, когда женщина-актриса приезжает в село с мужем и остаётся там навсегда... Что ей там делать? Заниматься самодеятельностью? Так в жизни не бы­ вает... Главный режиссёр требовал, чтобы драматург, накручивая кон­ фликты, не нарушал жизненной правды. Зубенко был сдержан. Ему очень хотелось сказать, что всё, о чём он написал, не только «бывает в жизни», а есть на самом деле! Есть в тысячу раз больше, чем это показано в пьесе. Он мог бы дать и адрес... Он не выдумал ничего. Но он молчал. Не скажешь же, что у него жена актриса и что она нашла себе место в селе.