Сибирские огни, 1952, № 3

СУДАКОВ. Авдотья Егоровна, ты ко мне, пожалуйста, за барьер не ходи. Видишь надпись (показывает на табличку). Тут бухгалтерия, денеж­ ные документы. Говори со мной на расстоянии. ВИКУЛИХА. А ты что за персона такая? Отгородился себе и не подходи к нему. Ты что, не такой же колхозник, как я? СУДАКОВ (шутливо указывая на разложенные бумаги). Я, можно сказать, на страже колхозных интересов. Я бухгалтер, а каждый бух­ галтер — есть служащий. Значит, я колхозник тире служащий. Поняла? ВИКУЛИХА. Вишь как... Поняла, товарищ служащий тире колхозник. СУДАКОВ. Ну, докладывай, какой тебе такой «день труда» нужен. ВИКУЛИХА. Не мне, а моему Филе нужно за добавленных в стадо коров. СУДАКОВ. Добавили коров, значит трудодни будут начислены. ВИКУЛИХА. Что-то не видать. СУДАКОВ. Запишут в трудовую книжку и увидишь. ВИКУЛИХА. Мне видать после времени нечего... На вот (суёт в руки Судакову трудовую книжку) и записывай сразу, на моих глазах. СУДАКОВ. Товарищ Викулова, разъясняю вам, что запись начислен­ ных трудодней в трудовую книжку колхозника производится бригади­ ром один раз в декаду. Такой существует порядок, утверждённый об­ щим собранием колхозников, за него и вы голосовали. Передайте свою книжку завфермой, он и произведёт положенную запись трудодней. ВИКУЛИХА. Вот и пойми: председатель к бухгалтеру, бухгалтер к бригадиру, бригадир к завфермой, тьфу! Бюрократы. Пойду лучше к председателю ревкомиссии, он разберётся. А насчёт Фили ты крепко за ­ помни — не позволю обижать. Мужик он смирный, работящий, а то, что он за себя слова сказать не может, — не беда. Это он только на людях такой. А дома к нему не подойди... * у ** ...Арсений Анемподистович дочитал последний листок, в раздумье погладил брови и сказал: — Неужто Кибирев написал? Хотя, нет. Тот бы в стихах... Викулихе стало ясно, что бухгалтер здесь не при чём. Будучи, одна­ ко, по характеру женщиной строгой, она для «порядка» ещё поругала его, попутно вспомнила о своих «днях труда», пообещала, что она так этого дела не оставит, разорвала в мелкие кусочки тетрадку, бросила на пол, притоптала ногами и ушла. Листки из пьесы, переписанные чьей-то детской рукой, попали, на­ конец, к Валентине Григорьевне. Кто же это мог написать? Но, как говорят, шила в мешке не утаишь. Валентина Григорьевна показала тетрадочные листки Зубенко, а тот, забыв все меры предосторожности, взорвался: — Дома ничего нельзя оставить. Я с ног сбился, ищу, а тут, ока­ зывается, уже переписывают. Досталось, главным образом, сынишке. Зато и Зубенко попался с поличным. С этого времени молодой драматург стал аккуратно читать жене всё написанное им. Между супругами часто происходили споры. — Пойми, что нельзя писать пьесу сразу обо всём, — говорила Ва­ лентина Григорьевна. — Я не обо всём, а о колхозе. — Легко сказать о колхозе! Тут у тебя и животноводство, и поле­ водство, и строительство оросительного канала, и судьба молодых спе­