Сибирские огни, 1952, № 2
Да не здесь ли он был пойман арканом, как дикий олень? Но снег ещё стаял не всюду, трудно узнать места, по которым проходил он минувшим летом. У Тымкара щемит сердце. «Я найду, тебя, Кайпэ»,— звучат в ушах слова., вы крикнуты© им, жалким, обессиленным, в тот печальный день. Ему тогда, не посча стливилось. «Чем прогневал я духов? Они взяли отца и мать, завели брата на пловучую льдину, сбросили, видно, Тауруквуну с обрыва в море, отняли Кайпэ, дали соба кам сожрать кожаную байдару, разогнали упряжку... Одна ®от собака осталась да it она вот-вот околеет от голода». Зашёл в поросли ивняка. Звеня, они цепляются за ноги, с веток сыплются льдинки. Всё ниже опускается луна. Ржавые мхи темнеют. Смутно проступа ют бугры. «Чем прогневал я духов?» — думает Тымкар. «В -голове Тымкара поселились беспо койные мысли» — говорят про него чук чи. Они знают, что случилось с ним за минувшие годы. «Тымка-р бродит по тундре, набирается таманской силы: он,. видно, готовит себя в шаманы...» — рассказывают про него. «Тымкар убил тальга-миссионера. Луч ше бы нам не видеть его здесь»...— перед глазами Кочак. В чёрных глазах юноши затаились уг рюмость и злоба. Разве он убивал рыжебо родого? Как мог Кочак назвать его убий цей? Он, видно, слабый шаман или злой шаман! Сколько уже раз он говорил не правду... Даже заплакал Тымкар тогда, когда его назвали убийцей: обидные сло ва! Но кто поверит ему, если это сказал шаман... Сердце Тымкара волнуют злы© желания. Кочак, чернобородый янки, Омрыквут, унизивший его п-ри женщинах и ещё пастух, отнявший Кайпэ,— вот, кто родил эти желания! Всё чаще встают перед ним образы этих людей. Он ненавидит их. Тымкар часто представляет себя в еди ноборстве с ними. Вот они все! О, он лег ко побеждает их... Но щадит, когда они, жалкие, просят пощады: пусть только Ко чак возьмёт обратно лживые слова; пусть пастух сам изрежет аркан, который набро сил Тымкару на шею-; пусть Омрыквут от даст дочь, а чернобородый — не грозит винчестером. И Тымкар прощает их всех... Но уже вскоре гнев с новой силой пере хватывает горле, щемит сердце, хмурит лоб: они не хотят? Ну, тоща он заставит их! — Какомэй! — вдруг восклицает Тым кар.— Опять тог же ручей? — Он ози рается. Сббаюа тыкается мордой в его но ги. По тундре ползают туманы. Дуна по блёкла. Светает. «Видно, духи путают след...». Тымкар измаялся, м>озг его утом лён. «Засну до восхода-». И он ложится н-a проталину у ручья. Г л а в а 14 ССЫЛЬНЫЙ ПОСЕЛЕНЕЦ Давно прошёл отёл. Лето клонилось в осени. А Тымкар ©сё искал стойбище Ом рыквута. В 'редких кочевьях, встреченных им, его кормили, хотя и неохотно. «Зря ходящий по земле человек»,— говорили про него оленеводы. Сами они много тру дились, и им неприятен был праздный человек, переходящий от стойбища к стойбищу в поисках лёгкой жизни и кус ка оленьего мяс-а. Тымкар скрывал ото -всех, куда и за чем он идёт, опасаясь, что любители сооб щать новости предупредят Омрыквута о его приближении. Тымкар собирал р тундре яйца, потом ловил утят, куропаток, евражек, песцов, выхватывал из озёрных ручьёв гольцов, находил съедобные травы, ловил па крю чок рыбу, доедал брошенных волками оленей... В стойбищах женщины чинили ему -обувь. Собака его давно подохла: трав она но ела, рыбу ловить не умела, а хо зяин и сам нередко -ничего съедобного не добывал. Оводы, комары, мошкара угнетали. Ни люди, -ни животные -не находили от них спасенья. Серая масса мучителей посте пенно наливается кровью, насытившись, отваливается, и на освободившееся место садятся всё новые и новые кровопийцы. От укусов у Тымкара распухло лицо и руки, он разодрал их в кровь. Гнус заби рается под ша-пку, пробирается сквозь во лосы, впивается -в голову. В руках Тым кара -веточка ивняка, о-н отмахивается ею от наседающего гнуса, который чёрной тучей преследует его. Лишь -ночью, часа, на два-три становится легче: ночная
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2