Сибирские огни, 1952, № 2
не так высоко. Семь пойманных капкана ми песцов облегчали ему приобретение не обходимого. Дни шли. Всё выше и выше поднима лось солнце. Напряжённее становилась жизнь в землянке Сипкалюк. Тымкар мно го работал. Ревниво смотрела на его при готовления молодая эскимоска, не радова лась своим обновам, на карие глаза её легла дымка грусти и озабоченности. Её подавленность была понятна Тымкару, смущала его. При встречах с Тагьёком Тымкар читал в его взоре неодобрение и с тем большим нетерпением ждал открытия навигации. Но льды ещё прочно держались у берегов. Сипкалюк оставалась с мужем ласкова. Правда, ласки её стали молчаливы, но бы ли попрежнему искренни. И эта искрен ность чувств смущала Тымкара. Однажды, когда он закончил очередную брошку-лисицу, изготовленную из пожел тевшего от времени моржового клыка, Сип калюк неожиданно для него попросила не продавать брошку, а оставить ей. Сердце Тымкара дрогнуло. «Значит, она поняла, что он покинет её ...» . Но к смущению юноши примешалось несколько необычное чувство: ему было приятно, что ей хочет ся оставить о нём память. И ему вдруг захотелось оставить Сипкалюк не только эту брошку, а нарисовать ей на большом клыке моржа свою ярангу, весь Уэном, родной берег, мать, отца, брата, Таурук- вуну — всё, что так мило и близко его сердцу. На следующий день Тымкар шлифовал клык. Он наколет рисунки, раскрасит их разными цветами: изобразит, как он охо тился за лахтаком, как уэномцы байдар- ной артелью добывают моржей. Большой клык! Много нарисует на нём Тымкар. Он не замечал, как Сипкалюк подходила к не му сзади и всматривалась в его необычную работу; не чувствовал, как сжималось её сердце; молодая женщина видела, что мы сли Тымкара — её Тымкара! — уже дале ки от неё. «Однако сможет ли она запомнить своей головой всё, что расскажу ей». Наверное, это сомнение надолго оторвало его от рабо ты, повергнув в раздумье, ибо Сипкалюк тревожно окликнула его: — Ты что, Тымкар? — Сейчас лягу, — и вновь взялся за клык. ...Спустя неделю, как-то под вечер, при гревшись на солнышке, они сидели друг против друга у землянки, и он, отдав ей клык, дополнял рисунок рассказом. Сипка люк вглядывалась в изображённое им на кости. Она не обратила внимания, как взгляд Тымкара вдруг стал беспокоен. Рас сказывая, он смотрел уже не на клык, а через её голову, в море. Тымкар заметил, что льды тронулись, бухта стала очищаться. *** Лишь накануне ветер изломал и вынес из бухты льды, и вот в проливе уже по казалась шхуна. Она привлекла на берег всё население Уэнома. После восьмимесяч ной голодной зимы шхуна — большая ра дость. К тому же, по простоте душевной, уэномцы полагали, что это «Морской волк» к началу моржовой охоты спешит доставить Тымкара домой: так обещал чернобородый капитан. Нет, это был не «Морской волк». Шху на называлась «Китти». Тем не менее, Тымкар действительно плыл на ней, хотя расплачиваться за проезд ему пришлось подарками, припасёнными для Кайпэ, её отца — Омрыквута, для матери, для Тау- руквуны, брата и отца своего — старого Эттоя. Но капитан не брезгал ничем, чтобы не в ущерб прибылям содержать всех трёх своих жён, из которых мексиканка обита ла где-то в южных штатах, американка — в Сан-Франциско, а купленная в Номе эс кимоска Амнона была приписана к шхуне. С борта «Китти» Тымкар разглядывал родные берега, и сердце его гулко билось в груди. Но странно: сейчас он почему-то думал не о том, что ожидает его, а о том, что уже минуло. Покидая Ном, Тымкар, неожиданно для самого себя, обратил внимание, что Сипка люк стала значительно полнее, чем была, когда осенью, уже в начале зимы, они встретились у моря. «Неужели?» — поду мал он тогда, но отогнал от себя эту мысль. Однако всю дорогу до пристани эта тревожная догадка беспокоила его, хотя Сипкалюк не говорила ему ничего. «По шёл я» ... — сказал он у трапа «Китти», что означало и «прощай», и добрые поже лания, и то, что он действительно уплы вает. Она молчала. Так и осталась она в его памяти, молчаливо стоящей на берегу рядом с маленькой дочуркой. Потом — её совсем не стало видно. Прищурив глаза, Тымкар старался сей час оживить эту, уже мёртвую сцену про щания — хотя перед его взором теперь были строгие и величественные очертания родной Чукотки. Они приближались, уже зеленеющие на склонах берега! И чем сильнее Тымкар чувствовал их близость, тем беспорядочнее становились его мысли. Предстоящая встреча с родными, с Кайпэ,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2