Сибирские огни, 1952, № 2
слова последнего не достигли его созна ния. Для него эта встреча была и неожи данна, и любопытна. «Далеко, однако, проникла православная миссия», — думал он. — Кто огорчил тебя, сын мой? Поведай мне... Эти люди, — Амвросий указал на чукчей, — нам не помеха. — Меня зовут Валентин Баграев, — за говорил, наконец, пришелец. — По пору чению Российской Академии я занимаюсь изучением ‘народов крайнего Северо-Восто ка.... Рад ‘встретить русского человека. Амвросий понял, что покровительствен но-духовный тон не удался и сразу же заговорил запросто: — Давно ли из столицы? Ответив на все вопросы, Баграев сам расспросил кое о чём и, по приглашению отца Амвросия, пошёл с ним в его жили ще — ярангу Омрыквута. Этнограф подробно интересовался дея тельностью миссии, расспрашивал о стой бищах, где побывал отец Амвросий, спро сил, знает ли, он чукотский язык. Миссионер располагал очень небольшим запасом чукотских впечатлений и ничего нового для Багра/ева рассказать не мог. Вскоре Баграев завёл! разговор с Омрык- вутом и после этого почти уже не общал ся с Амвросием. Быть может, причиной такой холодности была та часть их разго вора, во время которой отец Амвросий ска зал, что хотя ему и нужно было бы до стичь Берингова пролива, куда через не делю-другую направлялся Баграев, однако он не сможет составить учёному компа нию, так как у него груз... — Позвольте, какой может быть у вае: груз? — как будто недоумевал Баграев.— Делая нарта?! Отпущенные вами грехи, что ли? — заметил он, и его рот презри тельно перекосился. Пятнадцать суток, проведённые в стой бище Омрыквута, Баграев прожил в раз личных ярангах, переходя из одной в дру гую. Ночами, когда все засыпали, он до ставал блокнот и, лёжа, при свете жир ника заносил туда дневные наблюде ния. Он писал о> том, что за два века сноше ний чукоч с русскими чукчи сохранили свой язык, материальную культуру... Рус ское влияние принесло чукчам желез ные орудия, кремневые ружья и порох, железные котлы и глиняную посуду. Всё это, конечно, является полезным приобре тением. Но край этот ещё совсем див, с го речью думал Баграев, народ угнетён до последней степени. Здесь орудуют теперь американские хищники. Торговля являет ся наглым грабежом чукчей. Здесь оруду ют их собственные богатые оленеводы и шаманы, зверствуют царские чиновники,, вроде исправника... Народ вымирает. Что- то необходимо делать, чтобы спасти его от гибели. Но... что?! Валентин Герасимович не находил ответа. Он сам его не знал. ...На исходе второй недели Баграев по кинул стойбище Омрыквута. Он шёл, не отрываясь от реки Ведьмы, впадающей в Чукотское море при Ванкаре- ме. Оттуда он предполагал морским побе режьем достигнуть Берингова пролива. Г л а в а 7 ВОЗВРАЩЕНИЕ Всю ночь тяжёлые сны беспокоили Тымкара. Он ворочался, скрипел зубами, тревожа спящую рядом с ним молодую эскимоску Сипкалюк. Снилась мать, Кай- пэ, Тауруквуна. Все они почему-то стояли у яранги Кочака и, видно, о чём-то про сили. Кочак молчал, он уставился на Кайпэ так пристально, что та опустила голову, пугливо спряталась за спину Тым кара, который оказался вдруг рядом с ней. Еайпэ сзади обвила его шею руками и что- то нежное шептала на ухо... Тымкар открыл глаза. Под одной шку рой с ним лежала... Нет, это не Еайпэ. Ето же это? Тымвар нахмурился. Сипкалюк. Взволнованное снами сердце сильно билось, его стук от давался в висках. — Ты что, Тымкар? — женщина при поднялась на локте. Тымкар оглядел землянку. Ероме них и трёхлетней дочери Сипкалюк — никого. Да, да. Еонечно. Так и должно быть, подумал он, не отвечая на вопрос этой ху денькой, ласковой эскимоски. — Тымвар, ты плохой сон видел? — возбуждённо спросила она, вглядываясь в его чёрные глаза. — Я не знаю. Спи, Сипкалюк. Спи, — он вновь сомкнул веки, стараясь запом нить сон. Луч весеннего солнца настойчиво про
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2