Сибирские огни, 1952, № 2

жёны и дети пастухов и потащили к себе в жилища. Кутыкаю двадцать лет. У него жена и двое детей. Если ему отделиться, самому стать хозяином, то за год семья его съест половину стада, а через три— четыре зимы придётся заколоть последнюю важенку и умирать с голоду: без своих оленей, с тре­ мя едоками, Кутыкая и в пастухи уже ни­ кто не возьмёт. «А волки? — думает Кутыкай, — что останется от моего маленького стада без пастухов, если стая нападёт на него? Нет, уж лучше быть помогающим». Поразмы­ слив, пастухи обычно приходят в такому выводу и остаются при хозяине, как не­ когда остались тут их отцы и деды у предков Омрыквута. —■ Какие новости? — осведомился Ом- рыквут у Кутыкая, как только тот разнёс мясо по ярангам. На лице пастуха — почти детская ра­ дость: — Белокопытая моя отелилась. — Богачом будешь! — приветливо ска­ зал хозяин, и его чёрные усики, как все­ гда в таких случаях, растянулись в лука­ вой улыбке. *** Весна, В тундре не смолкают далёкие голоса пастухов, сзывающих стадо. Громче всех раздаётся голос жениха Кайпэ. С ремённым арканом за поясом, в своей нарядной кухлянке, краснощёкий, он спе­ шит в ту сторону, где виднеется Кайпэ. Ему хочется расположить в себе богатую невесту, но она уклоняется от встреч. Ей смешно, как Гырголь охотится за ней, де­ лая вид, что усердо стережёт стадо. На­ дверное, смешно и другим пастухам, ду­ мает она, ускоряя шаг. Её ноги тонут в мягком холодном ягельнике, румянец на щеках цвета недозрелой брусники стано­ вится совсем ярким. После того, как слухи об отплытии Тымкара за пролив достигли стойбища Омрыквута, Кайпэ особенно часто и много стала думать о нём. Минуло уже полтора года со дня их встречи. Прошлой осенью льды не пропустили Тымкара, — она зна­ ет. Она знает и то, что он не женат... Но почему он уплыл за пролив? Где же он? Почему не просит Омрыквута, чтобы он взял его помогающим? Ведь зимой её от­ дадут Гырголю, этому низкорослому, ру­ мяному, как девушка, парню... Она проворно удаляется всё дальше, из­ редка оглядываясь на жениха. В стороне, навстречу ей, из стойбища движутся гусь­ ком Кейненеун и Амвросий. Отец Амвросий, смирившись с мыслью, что до зимы в Нижнеколымск не попасть, коротал время, как мог. Вначале он бро­ дил по окрестностям, щурясь от ярких лучей солнца, отражённых снегом, ещё стоявшим в низинах. Но непривычные к такому яркому свету глаза его уже вско­ ре воспалились, стали слезиться, болеть. Тогда он целыми сутками стал просижи­ вать в яранге Омрыквута. Вслушивался в разговор, рассматривал предметы обихода, запоминал их названия; его запас чукот­ ских слов увеличивался с каждым днём, а он всё больше и больше спрашивал. Кейненеун уже привыкла к этому надо­ едливому человеку. Посмеиваясь, она по­ учала его. Несколько дней тому назад глаза Амвро­ сия перестали гноиться, и сегодня он поплёлся в тундру вслед за Кейненеун. В этот свежий весенний вечер, когда мать Кайпэ — пожилая чукчанка с туск­ лыми глазами, съеденными дымом очага,— вышла из шатра поглядеть, не идёт ли от стада дочь, она увидела, что вместо Кайпэ к стойбищу приближался чужой человек. По его походке, и по цвету лица, и по необычному вещевому мешку за спиной легко было распознать, что это не чукча. «А где же Кайпэ? Да человек ли это?» — усомнилась женщина. Она про­ тёрла глаза и на всякий случай отступила назад, поближе к яранге. Откуда мог взяться здесь он, если он человек? В лохматой собачьей дохе, в шапке с торчащими кверху наушниками, сдвину­ той на затылок, приземистый, с длинным носом и лысеющим лбом, чужеземец ост­ рым взглядом из-под изломанных в сере­ дине бровей уставился на неё — и вдруг заговорил по-чукотски. «Кэле!»1— пронеслось в её мозгу, и, вместо ответа на приветствие чёрта, она с искажённым от ужаса лицом отпрянула и скрылась в шатре. Пришелец направился к яранге Ляса. Ляс считался сильным шаманом. Даже сам Омрыквут побаивался его связей с духами, несмотря на то, что Ляс был его братом и совладельцем стада. Когда появился в стойбище чужеземец, шаман спокойно сидел в пологе и чинил бубен. Заслышав шорохи у яранги и по­ лагая, что это собаки, он крикнул: — Га! — Эгей!— ответил человеческий голос, в котором прозвучали радостные нотки. — Что надо тебе? — грубо отозвался 1 Чёрт.