Сибирские огни, 1952, № 1
Как бы прислушиваясь к порывам вет ра, старик повернул голову. Глаза его бы ли неподвижны, хмуро сомкнулись клочки ■седых бровей. Перед ним, как в тумане, вставал образ сына Тымкара... Но нет Тымкара, далеко Тымкар. Здесь только Ун- пенер. — Послушай, сынок, что хочет сказать тебе твой отец. Насторожились женщины. Унпенер сел напротив отца. Не спеша, Эттой срезал ножом стружку со старой, пропитанной табаком трубки, размельчил её, положил в другую трубку и закурил. — Долго жил я, сынок. Долго жил на свете. Сколько зим миновало — не знаю. Хоть и не полагалось, заплакала жена старика. Потупилась невестка. — Гаснут глаза мои, сын. Перестала согревать тело кровь. Уже в голос зарыдала старуха, увлаж нились глаза Тауруквуны, и внук снова ..захныкал, утирая слёзы грязными кулач ками. — Вы, слабые женщины! Смолкни т е !— резко бросил старик. Разжёг по- •тухшую было трубку, затянулся, закаш лялся. Опять стало тихо. За промёрзшей шку рой полога зевнула собака. — Гаснут глаза, сынок. Не видят род ной тундры. Перестал слышать я шорохи моря. — Эттой помолчал, глубоко вздох нул..— Зачем буду жить? — он вопро шающе оглядел Свою семью. Никто не проронил ни слова. — Зачем буду жить? — со вздохом повторил Эттой традиционный вопрос. — Тяжело вам со мной, стариком. С задавшими глазами, с приоткрывшим ся беззубым ртом, сидел он на вытертой оленьей шкуре. В глубине прорезавшихся морщин чернела копоть очага. — Вставай, сын. Зови народ. Пусть ■придут к старому в гости... Молча поднялся Унпенер и выполз из лолога. * * Стояла ночь. Пурга стихала, с неба гля дели холодные звёзды. Уже давно в пологе Эттоя сидели стари ки. Вспоминали сильных людей, моло дость, прожитую жизнь. Как она всё же была хороша! Во взоре Эттоя играли огоньки молодо го задора. Подтянулся он, весь уйдя в прошлое, даже о голоде позабыл. — Да, да, конечно! — восторженно со глашался он, когда другие заводили речь о былом. — Это верно, так было... Вряд ли догадался бы посторонний, присутствуя здееь, о предстоящем. Старики говорили возбуждённо. Отрадно им, что не перевелись ещё сильные люди: чтут и выполняют закон предков. Тесно было этой ночью в пологе Эттоя. Поджав ноги, вплотную сидели гости. Старуха разливала чай. Кто-то принёс жира, другой угощал табаком, третий по ложил кусочек мяса. У остальных не бы ло ничего, кроме согревающих сердце слов. Близилась развязка. Замирало тревожно сердце хозяйки. Тауруквуна, не слыша разговора, уставилась на спящего сына. Унпенер ожидал знака. Все жители Уэнома знали о решении Эттоя. Никто не удивилея. Беседа шла со всем о другом. — А помнишь, как ты кита убил? — Да, да. Я помню. — Той осенью на Бельме мы были. Ты помнишь? — Конечно. Так было. Всё, что ни вспоминали в эту ночь, ка залось таким приятным. Как, однако, бы стро промчалась жизнь! — А как кололи моржей на лежбище, ты помнишь? Наконец, старики утомились. Да и сам Эттой, ослабевший от голода, стал всё реже выражать свои чувства. Дремота одолевала его. Почувствовав, что засыпает, он вздрог нул, очнулся, оглядел гостей. Лицо уже вновь выражало только усталость. Ста рик тяжело вздохнул. — Что ж, пусть так будет, — казалось, грустно произнёс он. И, обернув шею мягкой шкуркой утроб ной нерпы, надел на неё приготовленную сыном петлю из ремня. Старики смолкли, повернули головы к Унпенеру. В свою очередь, тот быетро оглядел их и, увидев во всех взорах ожи дание, взял конец ремня и выполз с ним из полога: такова воля родителя. — Пусть так будет! — решительно подтвердил Эттой и закрыл глаза. * * * Поздно ночью, перебираясь через су гробы, старики расходились в свои шат ры. Каждый из них думал о достойной жизни и смерти Эттоя. С неба на бесконечные снега глядели холодные звёзды. Утром, освещённые багровым солнцем,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2