Сибирские огни, 1952, № 1
В пологе окон нет. Круглые сутки го рят жирники, они дают и свет и тепло. Амвросий выполз из спального помещения и убедился, что наступил уже день. Вспомнились ночи, проведённые в тундре. «Как же пастухи?» — подумал он, начи ная снова проявлять интерес к жизни. И тут же, сидя в холодной части яранги, он решил, что не выйдет из жилья, не дви нется в путь, пока не будет уверен в том, что пурга не сможет снова застигнуть его в дороге. — Довольно! — вслух пробормотал он и полез обратно в полог. Больше двух недель не утихал ветер. Пастухи сутками караулили стадо, обере гая его от волков. Когда же, наконец, пурга умчалась, Амвросий увидел солнце. Оно уже высоко поднималось над горизонтом. Зализанный ветром, ослепительно блестел снег, раз дражая зрение. Было начало апреля. За это время миссионер освоился в яранге оленевода, стал лучше понимать чукотский язык, свыкся с обстановкой. Правда, его тянуло домой. Однако Ом- рыквут говорил, что Колыма далеко, а вес на — близко, скоро вскроются реки. Амв росий уговаривал, просил, обещал богатые дары, но оленевод оставался непреклон ным. — Карэм!1— отрезал он в конце кон цов. И добавил в утешение:— Пусть ты будешь кочевать с нами. Придёт время ко ротких дней, станут реки, тогда поедем. Амвросий не унимался. — Многословный ты! — раздражённо бросил хозяин. — Думал я, ты умный че ловек, а между тем — ты глупый. Миссионеру ничего не оставалось, как оставаться в ожидании следующей зимы у кочевника: почти все собаки Амвросия разбежались или передохли. Велика Чукотка! Много оленьих стад пасётся на ней, немало разбросано стой бищ по тундре и поселений вдоль рек и морских берегов. И всё же неделями можно бродить по ней, не встретив ни одного человека. С незапамятных времён уэномцы но ме няли места своего стойбища, хотя не раз они терпели здесь бедствия. Впрочем, это была участь всего побережья. Периодиче ски, через каждые несколько лет, с севера пригоняло тяжёлые льды, которые' на всю зиму загромождали пролив, отнимая у лю дей море. 1 Категорическое нет. Эта зима оказалась именно такой. Льды припаялись к берегам, закупорили про лив, скрыли под собой чистую воду. За много миль приходилось по торосам про бираться охотникам до редких разводий: по два-три дня не возвращались они с промысла. Ослабевшие уэномцы почти не показы вались из яранг. Кочак не шаманил, хотя чукчи п про сили его. «Духи гневаются», — неизмен но отвечал он. Задабривать духов было нечем. Джонсон отлёживался е дочерью Кочака в своей яранге. Ройс и Устюгов отгороди лись от них брезентом. Чукчи в ярангу к ним не приходили: торговать нечем, а без платы, в долг купец ничего не давал. Про сить чукчи не привыкли, им легче уме реть, чем унизиться. Голод, прежде всего, губил собак. Они дохли. Их мясом кормили оставшихся со бак. Во многих ярангах уже потеряли счёт, какой день они вываривали ремни и шку ры, грызли, рвали их зубами — эту отвра тительную еду, по всё же дающую жизнь. Полуголодный — у матери не хватало молока — внук Эттоя хныкал. Молчала Тауруквуна. С влажными глазами сидела мать Тымкара, седая, высохшая. Унпенер крепился, он всё прислушивался к непо годе, готовый в. любую минуту идти на промысел. Только' он мог спасти семью от голодной смерти. Глубоко© раздумье охватывало старого Эттоя. Какую пользу приносит он своей жизнью? Только' съедает лишний кусок, так нужный внуку, Тауруквуне, Унпене- ру. Ещё осенью хотел он отправиться «по могающим» с чёрнобородым. Какая беда, если бы даже он та.м умер! Видно, всё равно прешло врвхмя кончать жизнь. «Исполню закон предков. Так посту пают все сильные духом старики»,— ду мал он. Разве не умер его отец доброволь ной смертью? Разве не выиолнил 1 Эттой тогда волю отца? Снаружи, у входа в полот, грызлись по следние три собаки. Потревоженный ими, Эттой поднял го лову. — Эй, сын. Уйми собак!— неожидан но потребовал он. Унпенер высунулся из полога и по слушно выполнил приказание. Собаки смолкли. —- Пусть замолчат все! — Эттой поко сился на внука и невестку, которая пыта лась успокоить плачущего ребёнка. Яранга стихла.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2