Сибирские огни, 1952, № 1
непонятного стойбища. Но вот он заметил, как какое-то чёрное чудовище, изрыгая искры и дым, с рёвом и грохотом бросилось назад по своему старому следу из этого скопища палаток, складов, перевёрнутых лодок, флагов, инструментов, грузов, бре зентовых шлангов, золотопромывочных лю лек среди изрытой, изувеченной земли. Тымкар приметил дорогу, по которой вы рвалось к морю таинственное и страшное чудовище. Резкие свистки паровозов — чёрных чу довищ, передвигающихся без помощи со бак; тяжёлые вздохи подъёмных кранов, экскаваторов и драг; скрежет и лязганье металла, толкотня, шум и гул людских го лосов, волны доносящейся из салонов му зыки — всё это пугало Тымкара, как на важдение, но и влекло к себе, как всё не известное. I достаточно было «Морскому волку» отшвартоваться, как, вслед за хозя ином, юноша сошёл на берег и, всех сто ронясь, озираясь, направился в непонятное стойбище. Шапка его свалилась за спину, повисла на ремешке, завязанном вокруг шеи. Тым кар рассматривал всё: невиданные строе ния и наряды женщин, лошадей, которых принимал за уродливых — без рогов — оленей, дощатые мостовые и нарты на ко лёсах... Как всё это страшно и смешно! В порту и на единственной улице — Фронт-стрит бурлила пёстрая толпа. Аме риканцы и русские, шведы и англичане, норвежцы и негры, индейцы, эскимосы, японцы наполняли галдящий город. Игорные палатки и аптеки, конторы и гостиницы, похожие на сараи, шантаны и бары, телеграф и масонский клуб, боль ницы и молельни, лавки и магазины с обеих сторон обступили Фронт-стрит, не прерывно поглощая и выплёвывая из-под вывесок разноязычную толпу. Вначале робко, а потом всё смелее и смелее входил Тымкар в этот новый для него мир. Без стука, не спрашивая разре шения, как будто приходя к своим одно- сельчанам-чукчам, он открывал двери не суразных яранг и так же удивлённо и молча глядел на людей, как и они на не го. В лоснящихся штанах и Торбазах из тюленьих шкур, в коричневой кухлянке из шкуры молодого оленя, черноволосый, чер ноглазый — таким он появлялся на поро гах жилищ, салонов, почты, золотоску- пок. Кое-где с ним заговаривали, предпо лагая в нём удачливого золотоискателя, в других домах указывали на дверь, в тре тьих — не стесняясь, смеялись над его первобытной одеждой и растерянностью в чёрных глазах. Пёстро одетая блондинка заметила на улице своему спутнику: — Смотрите, мистер Роузен, какой чу десный индеец. Ресницы, нос, фигура... А как он гордо несёт голову! Только поче му в его шапке нет перьев? Начинало смеркаться, когда усталый, пресыщенный впечатлениями юноша воз вращался к морю. Вдруг на улице снова стало светло, как днём: зажгли газовые фонари. Тымкар вздрогнул, поднял голову, его отшатнуло в сторону, на лице отра зился испуг. Но тут кто-то бесцеремонно руками от толкнул его со своего пути, он ткнулся спиной в дверь, едва не свалился, когда она открылась, и оказался внутри боль шого сарая, где бесновалась толпа рас красневшихся мужчин и женщин. Схватив ДРУГ друга за руки, в табачном дыму, они топтались парами почти на месте под гро хот огромного бубна и рычащих, как зве ри, труб. Столы были заставлены кружка ми, бутылками, едой. Не успел Тымкар осмотреться, как две девицы бросились к нему. Одна из них — красногубая, в коротком платье цвета пла мени и в таких же чулках — отшвырнула другую, схватила его за руку и потащила к столу. В следующую минуту она уже протягивала ему кружку спирта, сидя у него на коленях. Однако через четверть часа, когда выяснилось, что золота у не го нет, двое солдат под свист и смех веселящихся вытолкнули его на улицу. Ничего не понимая, оглушённый спир том, мрачный Тымкар заспешил к шху нам: быть может, ему удастся сейчас же вернуться домой, в Уэном. На шхунах с трудом понимали его же сты и слова, смеялись, кричали: — Ноу! — Сан-Франциско. — Шанхай. — Мексико. Так дошёл Тымкар до места стоянки «Морского волка». — ■Где шлялся? — с руганыо набро сился на него чернобородый.— Кто разре шил сходить на землю? — он кричал на него так, будто был богатым оленеводом, а Тымкар — его пастухом... Капитан-купец назвал его по-чукотски бродягой, грязным и вонючим чёртом — и ещё хуже. Ошарашенный юноша молчал. Он не по нимал, почему в этом стойбище такие странные люди: то зовут, то выгоняют, то ругают неизвестно за что. Что плохого сделал он капитану? Ведь он довёл его шхуну, более' суток не отходил от штурва ла. Он ничего плохого не делал. — Что таращишь глаза? Пошёл на борт! — орал хозяин уже по-английски, и Тымкар, конечно, не мог его понять.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2