Сибирские огни, 1952, № 1

Кто развеять грусть поможет в этот час, — не знает он... — Кожин! Вздрогнул Миша Кожин. Смотрит: рядом почтальон. 17 В клубе фильм «Далеко от Москвы». Час, не меньше, ещё до начала... От густой тополиной листвы тень, как сетка, на плечи упала. — Отдохнём, — говорит Алексей. — Ни к чему торопиться без цели. И к скамейке с подругой своей подошёл. Осмотрелись и сели. Зд есь в тени голубой полумрак. Ветерок. Где-то тинькает птица. Места лучшего нету. Итак, наконец-то Алёша решится! Скажет Лене сейчас он одно юным чувством рождённое слово. Скажет Лене его, чтоб оно прозвучало' и снова, и снова. Вот и сердцу уж тесно в груди. Ну, решайся, Алёша. Смелее! Говори... Нет, чуть-чуть подожди! Видишь, ктото идёт по аллее. Ну, чего он так тихо идёт! Ждёт кого-нибудь здесь? Не похоже. Будто тяжесть какую несёт на с е б е этот странный прохожий. Под навесом кудрявых ветвей по соседству присел он устало. — Это Кожин! — вскричал Алексей. — Посмотри. Неужель не узнала?.. И рванулся к нему: —■ Михаил! Молодец, что вернулся: ждали! Кожин голову ниже склонил, — растерялся, как видно, вначале; снизу вверх на Елену взглянул и, поднявшись, сказал виновато: —• Не на ту я дорогу свернул. Вижу сам. Извините, ребята. Лена лукаво прищурила 'взгляд: — Ты чудачить, наверно, не бросишь. Почему, попросив у ребят, у меня извиненья не просишь?! — Хватит, Лена. Н е время шутить. Ты войди вот в моё-положенье... — Это чтоб за тебя попросить ~и у девушек извиненье? —- Н е о том я, — вздохнул Михаил. — Пусть накажут меня сурово, лишь бы только прораб разрешил мне на стройке работать снова. Как считаете, примет, нет? На меня на обидится смена... — Что ж , — сказал Русаков в ответ, примет, думаю. Как ты, Лена? Лена в шутку: — О чём разговор! Знаю, вместе работать придётся. Только пусть у него раствор больше в ящике не остаётся. И кирпич отдельно ему не подам я. С чего это ради?! — Почему? —- Да, вот потому: пусть работает в вашей бригаде!.. Потому ль, что ребята вели меж собой разговор нелёгкий, — не заметили, как прошли путь от сквера до самой стройки. Кожин голову вскинул ввысь, чтоб увидеть все перемены. Неужели так поднялись за неделю кирпичные стены?! Больно Кожину оттого, что высокое это зданье поднималось все дни без его и участия, и старанья. Вот бы снова взойти на леса да включиться в труд напряжённый! И Алёше глядит в глаза он с надеждою затаённой. 18 Ворвались к прорабу гурьбой: — Пётр Иваныч, пришёл Михаил! Ну, и что? Героизм какой... Вот, подумаешь, удивил! Углубился в чертёж опять, пригласивши присесть ребят, но они продолжают стоять — отчего ж е прораб не рад? Неужели e-му всё равно — возвратился бы Кожин иль нет? Ждут. Посматривают в окно. В синих стёклах — вечерний свет. Кожин перед столом стоит, губы стиснуты плотно — боль. Отчего ж е прораб молчит, отругал бы скорее, что ль! Или бы указал на дверь, мол, напрасно сюда пришли... — Пётр Иваныч, я сам теперь всё обдумал. От вас вдали... Пётр Иваныч седы е виски по привычке рукой потёр и, собрав со стола листки, посмотрел на ребят в упор: — Удивил, значит, Кожин вас. Только чем ж е он вас удивил? — собрались морщинки у глаз, повернулся и свет включил. — Тем, что совесть н е потерял, • не опозорил себя на век? Я вот лично и раньше знал, что он свой ж е , наш человек. Если был бы не наш, чужой, если б мог опозорить нас, 10. «Сибирские огни» ЗЯя 1.