Сибирские огни, 1952, № 1

Вот твоя тебя со стройки к нам обратно привела, .а иной (от слов Марии Мишку вновь бросает в жар) рвётся в город,— есть такие! — не на стройку — на базар. — Да ,— поддакнул мрачно Миша.— Есть такие. Им позор. И замялся: — Но, пойми же, не об этом разговор. У меня вопрос серьёзен . Не был здесь я с той весны... Место мне найдут в колхозе? — Место?.. Люди нам нужны. — Пусть дадут мне назначенье, в поле выйду я с зари. —Я не знаю, как правленье, Ты сходи, поговори. За окном уж е грозою дышит сад. В нём — ветра свист. Сбитый каплей дождевою над крылечком вьётся лист. Дальней молнии сверканье... — Может дождик переждёшь?, — Нет, Мария. До свиданья. Я пойду. Чего он — дождь?! Над деревней, над долиной почернело всё кругом, и, как грохот орудийный, прокатился гулкий гром... * ** На рассвете Михаила мать блинами накормила. — Н е печалься. Будет срок, — между делом говорила, — всё уладится, сынок! Но блины не в сладость сыну, пироги — не в аппетит. С отвращеньем, как резину, он жуёт их и молчит. Снова мать тревожит Мишу: — Что сидишь, как неживой? Аль не слышишь? Буркнул: — Слышу! — и поникнул головой. У ноги заметил кошку, пнул, отставил табурет и лицом прильнул к окошку. Зорька... Алый-алый цвет. Зорька, зорька... Что такое вдруг напомнила она? Будто в небо голубое поднимается стена — не из солнечных, горящих алым пламенем лучей, а и з самых настоящих красноватых кирпичей. Вот она всё выше, выше, подпирает небеса... Русаков, наверно, вышел в это время на леса. Началась на стройке смена. Шум моторов. Говор. Смех. Там — прораб. Широких. Лена. Много их. Припомнил всех! Нелегко решиться было, бросив ЕСё, пуститься в путь... Может, там и Михаила тоже вспомнил кто-нибудь? Те ж е — Лена с Русаковым. Рассердились? Ничего!.. Нет, конечно, добрым словом вспомнить не за что его! И Мария... как узнала, что он бросил там дела, даже как-то дальше стала, чем три дня назад была. ...Председатель встретил строго, головой кивнул на стул. — Значит, бросил? Да-а.... Не много поработал! — и вздохнул. — Мы тебя послали в город. Он — наш друг. Живём не врозь. Думали, не опозорит Миша Кожин наш колхоз. А оно — иначе вышло. Не обраться нам стыда, не предвидели, что дышло повернёшь ты не туда. Люди нам нужны в колхозе. Только знаешь, Михаил: кто одну работу бросил, тот другой не заслужил. Если б ты внушал нам веру, — помолчал, потупил взор, — я бы мог тебя, к примеру, печником — на скотный двор. Дело есть, Но, может, вскоре надоест тебе оно?.. Засмеялись все в конторе, ну, а Мишке — не смешно. Радо сердце? Нет, не радо. Что ж е печи? — труд, как труд! Вот уж е итти бы надо, только ноги не идут. Не идут! С трудом от пола оторвал, взглянул на стол, и тяжёлый, невесёлый сельской улицей побрёл. Ни к любимой, ни к знакомым не стучаться лучше в дверь. Отчий дом — и тот не домом Мишке кажется теперь.