Сибирские огни, 1952, № 1

Н е дадим , н е м ож ем мы позволить! Мы н е вправе о т еб е забыть , ведь в одной с тобой учились школе , и в одном нам светлом мире жить! Был бы с нами, и т е б е нашлось бы б о ев о е м есто ср еди нас. В о звращ ай ся , Кожин! Н ет , н е просьба — это воля наша, наш наказ! 16 А пока письмо со стройки почта в «Светлый путь» везла , Кожин в новой гимнастёрке ш ёл п о ул и ц е сел а . Сапоги протёр суконкой , пряжку вычистил — горит1 Со знакомою девчонкой парню встреча предстоит . С детских лет зд е сь зн а ет в сех он. З д е с ь его отец и мать. Он н е в гости , он приехал , чтоб в с ел е героем стать. Он трудом добьётся права на известность и почёт, и его большая слава до строительства дойдёт . Д олетит она , зад ен ет в сех ребят своим крылом, и тогда они изменят зл о е мнение о нём. Постучал тихонько в двери . Ж дёт , дыханье затая . Смотрит девушка , не верит ... — Миша? — Маша! — Ты ли? — Я! Тополь пышной веткой машет. Мокрым садом пахн ет даль . .. А на кофточке у Маши, словно солнышко , медаль . О слепила Михаила , с ер д ц е зам ерл о в груди . — М олодец , что получила! Я вот т ож е . . . погоди ... З а д о хн у л ся д аж е К ожин , вспомнив вновь свои мечты! — Я вот т ож е . . . Я вот тоже!.. — Верю. Ведь, на стройке ты. — Что там стройка! Я на поле! Я такой рекорд зд е сь дам!.. — Р а з в е ты т еп ер ь уволен? — Не уволен. Бросил сам. Ну их дальше. Надоело. — Быстро очень. — Быстро. — Жаль!.. А на кофточке на белой так и светится медаль. Не такая ль Михаила ожидает впереди?! Маша шире дверь раскрыла: — Гостем будешь. Проходи. Сел на лавку Кожин чинно, развернул цветной кисет. — Значит, бросил. — Есть причина. — А какая — не секрет? — Видишь,— пепел сбил в горшочек с распустившимся цветком,— на строительстве рабочих много очень. А потом... на кирпичной этой кладке, ну... да как тебе сказать? — странноватые порядки: дело сделал — не видать. Так трудиться нет охоты. Очень выгода мала. Я хотел один работать,— Не пошли вперёд дела... Чайник фыркнул, звякнул крышкой, Маша к чайнику — бегом, не заметила, как Мишка потный лоб отёр платком (жарко, что ли, парню было, иль ругал судьбу свою), но вернулась и спросила: — Выпьешь чаю? — Что ж, попью... За столом сидят в молчанья. Ветер шторкой шелестит, да ленивая в стакане тонко ложечка звенит. Кожий скатерть изучает, а на сердце давит тишь: как никак, за чашкой чая молча день не просидишь! Поднял голову. Солидно встал потом из-за стола. — Ну, а ты? У вас, как видно, хорошо идут дела. — Ничего идут. Неплохо. Завтра лучше будем жить,— и закончила со в здохом .— Впрочем, тоже, может быть, кой-кому и не по нраву здесь порядки. Как сказать? — ведь иным на нашу славу, на колхоз свой наплевать. Есть различные дороги, есть и разные дела.