Сибирские огни, 1951, № 6
лых руках только мешал, казалось, он вот-вот вонзится в землю и переломит ся пополам; нарты всё время то под брасывало кверху, то швыряло вниз, грозя опрокинуть совсем — тут я на соб ственном опыте почувствовал, что по верхность тундры далеко не ровная... Мучительно долго длилась для меня эта ночь. Холодный осенний ветер по немногу забирался под малицу. Время от времени, подражая остальным, я со скакивал с нарт и бежал рядом с оле нями. Когда аргиш останавливался, мы собирались у передних нарт, закури вали. •— Долго ли ещё ехать до стада? — ■спросил я, потеряв терпение. — Скоро будем. Терпи, — неодобри тельно ответил Вэйсане. Выказывать своё нетерпение вслух, оказывается, не прилично. И мы едем дальше. Тиха ночная тундра. Тиха, но не мертва. То метнётся невдалеке от арги- ша чёрная тень песца, то из-под ног оленей вспорхнёт белая куропатка, то зашуршит в траве маленький хитрый лемминг — полярная мышь, — и снова густое безмолвие охватывает тундру. Наконец, на фоне неба вырисова лись три тёмных треугольных силуэта чумов. — Айвасед-Яха, — закричал мне Вэйсане. — Стадо стоит. Было уже три часа ночи. Семидесяти километровый путь мы преодолели за восемь часов — по девять километров в час. Это очень неплохая скорость для оленей в летнее время. Всего тридцать километров отделяют нас от соседнего, Таймырского национального округа Красноярского края. Заслышав шум, залаяли и сразу за молкли узнавшне хозяина собаки. Рас прячь оленей значительно легче, чем снова составить упряжку. Через не сколько минут олени один за другим скрылись в темноте ночи. Мы зашли в чум Могу Салиндера — старшего брата Вэйсане. Несмотря на позднее время, в чуме, по гостеприимному обычаю ненцев, по спешили угостить уставших путни ков чаем и ужином. Сестра Моку, Ка- вайне Салиндер, немолодая сгорбившая ся женщина, с изрядной проседью в волосах, мигом затопила печку, поста вила чайник. Сняв с себя малицы, мы уселись на застланный оленьими шкура ми пол. Чум — постоянное жилище нерцев. Его устройство просто; чум состоит из множества длинных жердей и покрышек из оленьих шкур, так называемых ню- гов. Когда ненец-кочевник приезжает на новое (место, он вбивает эти жерди в землю нижними, острыми концами, а верхние концы соединяет в одну вер шину и связывает их. Потом этот остов покрывается нюгами: летом — в один слой, зимой — в два или в три. Поста вить чум недолго, около часа, а убрать, или, как говорят ненцы, сломать чум— и того меньше. В чуме Салиндера живут около де сяти человек. Все они спят рядом на шкурах и укрываются домашними ягуш- ками, чем-то вроде мехового распашно го халата. В задней части чума, против двери-полога, лежат ящики и деревян ные корытца с посудой, миски с рыбой и мясом, другие съестные припасы. Около печки висит большой котёл, тут же — закопчённый медный чайник, ве личиной с приличное ведро. Ещё выше, почти под верхним отверстием чума, на верёвочке — гроздья сушёной рыбы, вя леные гуси и утки. Они докапчиваются в дыме, выходящем из печки. Но всё-таки этот чум уже многим от личается от тех, какие описывались эт нографами несколько десятков лет на зад, Он значительно культурней. На по чётном месте висит портрет товарища Сталина, в углу хранится стопка газет. Тут есть и областная «Тюменская прав да» , и окружная «Няръяна Нгэрм» («Красный Север»), и районная «Няръ яна Вы» («Красная тундра»), В Яма ло-Ненецком округе, где прежде нацио нальное население понятия не имело о печатных изданиях, кроме насильствен но вручаемой библии и ясачных (подат ных) книг, сейчас издаются восемь га зет на русском и ненецком языках. В некоторых номерах газет есть за метки про трудовые успехи гыдаямских колхозников. Эти газеты оберегаются особенно заботливо. В чуме чисто. Места для сна акку ратно отгорожены кисейным пологом. Под шкурами не земля, а вымытые, гладко оструганные доски, которые пе ревозятся на нартах вместе с жилищем. В углу чума стоит десятилинейная лампа, бросающая неяркий свет. Моё внимание привлёк находившийся у самого входа в чум небольшой свет ложёлтый зверёк. Слабый свет почти скрывал его из виду. Этот зверёк был похож на собаку, и только острая мор дочка и более пушистый хвост отличали его. Да и держался зверёк иначе. В отличие от собак, которые свободно гу ляли по чуму, он был привязан1 к ко лышку и всё время метался, то отпры гивая от проходящих, то пытаясь бро ситься на них. — Ного (песец),— объяснил Вэйсане, заметя мой вопросительный взгляд. В летнее время песец меняет свой белоснежный наряд на грязнорыжую шкуру. Летний песец, или, как его ещё называют, крестоватик, не имеет почти никакой ценности, охота на него в это время вообще запрещена. Словно чувствуя это, песцы летом становятся особенно нахальными. Они вплотную
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2