Сибирские огни, 1951, № 5
новую не успели завести. По улице шёл шожцлой человек в фетровой шляпе, в пиджаке, с тяжёлым портфелем, со свит ками карт. Оттянутые карманы были пол ны книжками. Паншин, остановившись у передней дверки «Победы», поторопил его привет ственным жестом; знакомя с полковником, ■сказал: — Это директор школы. Всегда вот так ■нагружён! Рук ему недостаёт! Кивнув головой на заднюю дверку, пригласил: — Садись, Иван Иванович, я тебя до школы подброшу. Потом заглянул в машину: — Ты про воскресник помнишь? — Что за вопрос? Явимся вое, кроме младших классов. Председатель снова повернулся к пол ковнику и, прощаясь, задержал его руку в своей: — Мы тут, слушай, большущее дело затеяли. Всем селом будем садить сад! — Готовьте и для меня лопату, — по просил Севастьянов. Ему вспомнились коммунистические субботники. В полуизношенной гимнастёр ке красноармейца он таскал кирпичи па строительство электростанции в старом, бывшем губернском, городе. Её по тому времени считали крупной: подумать толь ко — пять тысяч киловатт! Строительство волновало партийную организацию, рабо чих города, волновало их, молодых крас ноармейцев. И это понятно — та малень кая электростанция была зародышем со временных великих строек коммунизма! ...В такой же солнечный весенний день в Кремле шёл Владимир Ильич, поддерживая бревно на плече. Ленин назвал субботни ки «великим почином»... Севастьянов работал тогда безустали. В нужную минуту ему помогали товари щи. Он чувствовал их руки, вздымающие тяжести, и с тех пор привык к ценному «чувству локтя». У него всегда были со седи справа и слева... Сейчас перед ним открылось его место и в этой большой, новой для него семье. Нет, он не вышел на покой. Это слово не для коммуниста. Пока бьётся сердце — он будет находить себе работу. среди новых друзей и товарищей. Он— в строю бор цов за мир. «Надо телеграфировать генералу, — подумал Севастьянов, направляясь в отде ление связи. — Пусть знает о наших де лах...». 5 В воскресенье рано утром Пашнин, си дя за рулём «Победы», вёз Севастьянова по узкой лесной дороге, которая то огиба ла заросшие тальником овражки, то пере секала неглубокие лога, то прорывалась сквозь тёмную толщу хвойного леса. Посматривая по сторонам и вспоминая молодость, полковник сказал: — Я здесь бывал... — Небось на охоту ездил? — спросил Пашнин. — Бывало и такое. А ещё —- ходили на ученье. За опушку бора. Помнится, там росли берёзовые и осиновые колки1. —■Были и такие, — улыбнулся Сте пан Петрович, посматривая вперёд. Справа на пригорке показалась при метная берёза: возле корня щербатый ствол припал к земле, и дерево походило на лавочку для отдыха пешеходов. — Вот она!— оживился полковник.— Знакомая. Здесь привал был! Как сейчас говорят — перекур. Я сидел на этой бе рёзе. — Её-то ты узнал, — негромко ото звался Пашнин, — а вот дальше поедем — смотри хорошенько! Не обознаешься ли? —■Что и говорить, — вон лес и тот переменился. А дорога! Тогда же был узенький, избитый в ухабы просёлок... А закрою глаза, и ясно представляю себе: вот сейчас кончится бор и справа по склону раскинутся полосы, перемежённые колками... Пашнин неопределённо хмыкнул. Ловко ведя машину по крутым извивам дороги, принялся рассказывать: — Мы тут, слушай, природу поверну ли по-своему! Да, да. Он говорил громко и быстро, словно боялся упустить внимание спутника. — В тридцать втором году я садил яблони. Первые! Мне со всех сторон в уши пели: «Ничего не выйдет. В Сибири за яблоко отвечает картошка». Севастьянов изредка едва заметно опу скал подбородок на твёрдый воротник ки теля, дескать, слышу, слышу. А Пашнин продолжал столь же громко: — Многие колхозники отговаривали: «Давай, Петрович, на этой земле огурцы посеем,— пользы будет больше»... Я на стоял на своём... Вдруг сосны как бы разбежались в сто роны и машина вырвалась на простор по лей. Севастьянов взглянул в окно и сразу хлоппул себя ладопью по колену. Что это? 1 К о л к и —рощицы.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2