Сибирские огни, 1951, № 5
кулака Рейнсона, разбудившего ран ним утром своего нового батрака Се рёжу , автор пишет: «Серёжа с тапочками в руках молча вышел во двор. Рассвет уж е добела вымыл широкую полосу неба на северо-востоке. Звёзды растаяли, но белесая, как крошечное облачко, половинка луны ещё висела над почерневшей от времени тесовой крышей дома. Мальчик поёжился от свежести, за правил в штаны выбившуюся рубаху, которую на ночь не снимал, так как другой на теле не было, и, согнувшись, стал всовывать ноги в тапочки. Худые лопатки остро выступили на его спине. — Обувку зря надевать , поберёг бы, — наставительно проворчал сзади старик. — Через месяц-другой холода пойдут, пригодится. — А вы что яш, на холода сапог не дадите? — удивлённо обернулся к нему Серёжа. — Хмм... — неопределённо промычал старик, — где их возьмёшь, война! — Что вам война! Мартин, как меня сю да вёз, по дороге две пары сапог у пленных на хлеб выменял. Да и так у вас полно... — Выменял — не украл! — Голос ста рика стал враждебным и злым. — Мало ли что у нас есть! Ты своё имей, а на чужое не заглядывай!.. Копаешься вон, пора бы давно в поле выгнать! — Вы что, не слышите, что доят ещё! — угрюмо ответил мальчик, при слушиваясь, как рядом в хлеву струйки молока с влажным шелестом вбивались в мягкую молочную пену» . Нам ясны здесь и психология каж дого из собеседников, и настроение их; мы действительно видим и слышим происходящее! А вот как описано начало пиратского налета фашистских самолётов на латыш ский городок в первую ж е ночь после на чала войны: «Гул самолётов опять приближался. -Пронзительный голубоватый свет вдруг брызнул с неба. Он расколол ночь; слов но раздевая город, сорвал с него спаси тельный покров тьмы; обнажил ленточ ки железных дорог, безлюдные улицы, коробки каменных зданий, хмуро сверк нувшие окнами и маленькие, словно ис пуганные, домики окраин. Два ослепи тельных фонаря висели в воздухе: это на парашютах сбросили осветительные бомбы. Стало светло, как днём. Но свет был неестественно бледный, лишённый жизненной силь^ и красок. Тени от него ложились густые, чёрные; они медлен но росли и заполняли улицу» . В этом описании всё —- очень зримо и рельефно ощутимо. Написать так мог только человек, остронаблюдательный и умеющий «рисовать словами» . Не точно выражено лишь одно: «тени о т н е г о » , следовало сказать: «при н ём » , ибо по нятно, что не сам свет даёт тени, их отбрасывают предметы неосвещённой своей стороной! Впрочем, языковых небрежностей, наряду с великолепными по яркости опи саниями, не так уж мало. Плохо, конеч но, когда в соседних фразах встречают ся такие эпитеты: «руки ... х в а т а ю щ и е с я за стенки сруба» и « х в а т а ю щ и й за сердце вскрик»; плохо, когда о громе сказано, что он «коротко п р о к а т и л с я . . . удар был ... п е р е к а т и с т ы й » ; плохо, когда эпитет «беглецы» в отношении мальчиков и ка' питана Беляева назойливо употребляет ся десятки раз; плохо, когда на одной странице встречаются: «яростные зу бы » , «беспричинная ярость» и «клокотавшая ярость»; плохо, если почти в соседних абзацах говорится: «Подхватили... испу ганные голоса»; «Испуганная женщина с силой прижала дочь к своей груди. В широко раскрытых... глазах ... матери застыл испуг» , а через страницу — «не доумение и испуг застыли на лицах»; плохо, если автор сталкивает в предло жении очень много существительных подряд: Серёжа увидел «прижавшуюся под обрывом у свисающих огромными п л е т я м и к о р н е й с о с н ы , ф и г у р у . . . » . На некоторых страницах повести не ожиданно звучат психологически фаль шивые нотки (к счастью, редко). Тако вы, например, размышления Серёжи в последней главе по поводу сконструиро ванного ребятами специального приспо собления для взрыва вражеского бензо- цклада: «А партизаны так и не доду мались до такой штуки. Впрочем, э т о х о р о ш о : пусть Фёдор Иванович знает, что он, Сергей, со своими друзья ми может их всех с носом оставить». Ведь мы имеем’ дело с таким фактом, когда автор уж е придал своему герою живую реальность, достаточную для то го, чтобы читатель с какого-то момента сам отлично разбирался, где о герое го ворится правда, а где на него возводит ся напраслина. В данном случае чита тель совершенно убеждён: так думать Серёжа в это время уже не мог! А если бы мог, — это означало бы, что весь, убедительно показанный процесс возму жания Серёжи — начисто снимается, всё воспитательное воздействие капитана Беляева, давшее уж е свои плоды, вне запно пошло прахом. А это — не так! Ещё об одной фальшивой нотке. В повести есть многое от приклю ченческого жанра. Достаточно сослаться, например, на такие эпизоды, как проник новение Серёжи чуть ли не под самым носом немецкого часового в конюшню, поджог этой конюшни, в результате чего Серёжа едва не погиб и был в последний момент спасён Инной. Однако, всему этому мы верим, ибо автор убедил нас в
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2