Сибирские огни, 1951, № 4
жете понять. И вот за шесть месяцев я написал сто пятьдесят три письма Вере и она мне — сто шестьдесят. Я не преуве личиваю. И вот строительные работы, ес ли судить по летнему размаху, свёртыва ются. Я прямо зубами вырвал командиров ку в своём управлении и сюда. И в пер вую очередь я пошёл на участок, где командует Вера. Мне не понравилось— это формализм, формализм и формализм! Я прямо так и сказал Вере, и она согласи лась. Тогда я пошёл к руководителю работ и сказал то же самое, я сказал, что это безобразие, что лгать в новых домах будут, по меньшей мере, наши дети, и в какое время жить будут! И что я не желаю, чтобы мои и верины дети со смехом, за метьте, с горышм смехом показывали пальцами на этот дом, как на пережиток давно минувшего казённого отношения к делу, то есть к жизни, что дом на углу улиц Магистральной и Ворошиловской — это копия какой-нибудь купеческой хоро мины в старом захолустном городке, а жить в нём будут новые, советские люди и жить они должны красиво. И потом я ещё сказал, что категорически настаиваю, чтобы мою Веру перевели на работу в Сталииск, тем более, что это по линии одного •ведомсд'ва. Потом мы пошли с Ве рой и зарегистрировались. А когда вышли из ЗАГСа, Вера сказала, что о переводе в настоящее время и речи быть не может, что на днях закладывается ещё два дома, и она с группой молодых специалистов должна дать бой кое-кому в своём тресте, нужно отстоять проект красивого, светлого ансамбля. Вы понимаете, какой у Веры характер? Я должен был согласиться и лично известил об этом директора треста. И прямо смешно было смотреть, как этот товарищ схватился за голову и буквально запричитал: «У меня, говорит, вся надеж да была на её замужество, я уже доку менты приготовил. Как вы не можете по нять, что я тоже семейный человек, что работа у меня нервная, что я уже не мо гу, когда она приходит ко мне каждый день со своими замыслами и говорит ба сом: «Здравствуйте». П вот теперь не знаю, что делать... — рассказчик оседлал очками большой, с горбинкой нос и, отодвинувшись, строго глянул на присмиревшего Рогова. — По нимаете, я на первых порах оробел перед молодой женой и не сказал всю правду, утаил от неё, что скоро* меня, очевидно, перебросят на один из рудников, . жильё шахтёрам строить... И совесть меня муча ет, и уезжать из Сталинека не хочется: 1 город-то какой! За этим длинным беспорядочным расска зом Рогов и не заметил, как поезд прибыл в Топки. Пошли со спутником в буфет — всё равно делать нечего, а- стоянка боль шая. Рогова кто-то из малознакомых тре стовских работников окликнул: — Товарищ Рогов, здравствуйте, с при ездом! Прораб Володя подержал у рта, потом отставил стопку, поморгал на инженера мохнатыми золотыми ресницами и обра довался: — A-а, так вы Рогов! Слышал, слышал о вас. О «Капитальной» по Кузбассу ле генды ходят. Между прочим, меня как буд то к вам на рудник и направляют. Эх, шахтёры, шахтёры, завидная у вас судь ба! По... — Володя поднял палец, потом взял стопку, залпом выпил, сказал мимо ходом, что этого зелья Вера и за километр не терпит, а потом уж© продолжал неокон ченную мысль.— Но... шахтёр даёт только тепло, и кланяемся мы ему за это* пояс ным поклоном. Однако шахтёр живёт в до мах, поднятых нашими руками, турбины крутятся в зданиях, поднятых нашими ру ками, города расцветают светлыми дворца ми — это мы их ставили. Строители в со ветскую эпоху — заглавная специаль ность. Я с детства хотел быть и страто навтом. и водолазом, и скотоводом, а отец однажды взял меня подмышки, поставил на стул, надавил вот так пальцем на нос и распорядился: «Быть тебе, Володька, строителем!» Я стал строителем. Не оби жаюсь на отца. Да, если человек говорит без устали, с одинаковым воодушевлением и час, и два, и три, он может заговорить, укачать, усы пить. Ротов попросил проводника устроить по стель и лёг спать. Ему показалось, что после бессонной ночи на шахте, он просто обязан уснуть. Но сна настоящего так и не дождался. Временами наваливалась лёгкая полудремота, сквозил меж ресни цами неяркий свет осеннего полдня, что-то невнятное выстукивали колёса под ваго ном, а когда они умолкали, слышны были станционные звонки на остановках, голо са за окном. Потом вагон вздрагивал, голо са. удалялись, исчезали. Рогов ворочался с боку на бок, как позапрошлую ночь в го стинице, пробовал ни о чём не думать. II постепенно сквозь поскрипывание вагон ной переборки, сквозь обрывки разговора в соседнем купе, словно сотканная из не ярких осенних красок, светлая и непо стоянная зазвучала где-то совсем рядом музыка, всего несколько замедленных по вторяющихся тактов. Где он слышал эти медленно встающие из туманной дали звуки? Где-то на последнем концерте в
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2