Сибирские огни, 1951, № 4
— Так вот, Иван Петрович писал... не ручаюсь сейчас за точность, по когда-то помнил от слова до слова... Слушай: «Уважаемые горняки! Всю мою жизнь я любил и люблю ум ственный труд и физический и, пожалуй, даже больше второй. А особенно чувство вал себя удовлетворённым, когда в послед ний вносил какую-нибудь хорошую догад ку, то есть соединял голову с руками. Вы попали на эту дорогу. От души желаю Вам и дальше двигаться по этой, единст венно обеспечивающей счастье человека, дороге. С искренним приветом Иван Пав лов, академик». — Понял Алексей Платонович?— Бон дарчук нагнулся и заглянул в лицо ком байнера. — Да-а, Иван Павлов, академик... — почти шёпотом говорит Алеников. — Видел я его портрет, Виктор Петрович, лицо в морщинах, седой, а глаза вострые-вострые... Можно мне записать его слова... письмо это самое? Я бы завтра помощнику своему по казал, особо насчёт того, чтобы голову с руками соединять... Что это единственная для счастья дорога. — Завтра, завтра, Алёша, — добродуш но пообещал Бондарчук. — У нас ведь всё равно должен состояться разговор о твоём ответственном решении. Шагай спать, до свиданья. И имей в виду, что я сегодня с вами очень, очень счастлив. Алешков ушёл, в последний раз огля нувшись с порога. Бондарчук ещё раз кив нул ему и вызвал по телефону квартиру. Телефонистка сказала: «Готово» и в ту же секунду в трубке послышался встрево женный, немного сонный голос: Г л Это уж всегда так: стоит Митеньке Голдобину взяться за самое незначитель ное дело, — без единомышленников, без соратников он обойтись не м « е т . По пробуй, не пойди с ним, — всё равно дой мёт, не мытьём, так катаньем. Например, сколько сегодня Саеиог с Лукиным ни упирались, ни отнекивались, а всё же пошли за Голдобиным, да ещё как пошли! Они решили не -досаждать своими раз говорами Михаилу Черепанову, для этого впереди сколько угодно времени, а сего дня, сразу после митинга, Михаил и так еле успевал поворачиваться. Заметив, как о-и болезненно сморщился, когда бойкий фотограф скомандовал ем у :— Выше го- — Виктор?.. Что же это такое? Скоро три... — Люсенька, ну никак, никак не мог... — виновато заговорил Виктор Петрович. — Что там Валерка, спит? — Ну, что же Валерке делать, он же не парторг ЦК... — Но ведь и ты не парторг ЦК, одна ко тоже не спишь... — Я— другое дело, я за тебя тревожусь: ты же с трёх часов ничего не ел... — Люсенька, но на шахте-то ты знаешь... — Знаю... — Люся, наверное, зажала в ладонях микрофон и, подчёркивая каждое слово, сказала :— Внтя, я знаю, и вместе с тобой очень, очень счастлива!.. Бондарчук кивнул. — А я только что эти же самые слова сказал одному очень хорошему, но немного растерявшемуся парню... ...А хороший и немного растерявшийся парень вышел на деревянное крыльцо, по дышал, посмотрел на небо. Одна большая, сипяя звезда подмигнула ему. Алешков усмехнулся: правильно он сегодня сказал на смене помощнику, когда тот посето вал на частые перекосы: — Перекос — не беда, важно во время его заметить! — Куда бы теперь тронуться? К Чере панову? В три-то часа? Нет, жёнушка у Михаила — ужас какая строгая, ещё, чего доброго, укажет от ворот поворот. Тогда пойдёт он к Митеньке, не может быть, чтобы этот неугомонный парень уже уснул, — читает, наверное, свои любимые стихи. И вообще, спать первую ночь пос ле получения награды не положено! в а 6 ловку, Михаил З-отыч! — Митенька толк нул локтём сначала Саньку Лукина, потом Юрия Саеног. — Пошли, шахтёры, он после этого фотографирования кусаться будет, вы же знаете нашего героя... Пошли прямым ходом в больницу. — Вы что, в своём ли ум-е? — не на шутку рассердилась дежурная сестра. — Старик и так еле-еле уснул после укола... — А мы записочку напишем, — на шёлся Голдобин. — Понимаете? Как только Гаврила Семёнович проснётся, вы ему сейчас записочку! Только имейте в виду, товарищ Некрасов теперь Герой Социали стического Труда! Почта к нему вне оче реди...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2