Сибирские огни, 1951, № 3
и его она сильно разволновала, — стало вдруг таким лее светлым и радостным, как была светла и радостна эта ночь — лун ная многозвёздная и тёплая. А утро выда лось ещё великолепнее — без единого об лака, прозрачно-синее, как в мае, чуть подкрашенное пробивавшимися из-за гори зонта лучами солнца. Радовала глаз и ок ружающая картина: куда ни посмотри — всюду стояли брошенные и подбитые не мецкие машины, танки, бронетранспортё ры, пушки. И нашим солдатам плевать на них: стоят они, эти фашистские машины и пушки, смирнёхонько, беспомощные, ук рощённые. А укротители их сейчас бойко шагают по обочинам дорог, стремясь в Днепру, за Днепр, к границе... Вот они тянутся цепочками— люди в обмотках, с помятыми пилотками и в выцветших гим- .настёрвах, не слишком, может быть, де ликатные люди, по зато справедливые.. Об гоняя обозы и пехоту, взлохмачивая пыль, с рёвом и лязгом мчались наши танки, за ними поспевали «катюши», самоходки. А над всем этим проносились эскадрильи-са молётов. И всё туда же, на юго-запад. Слева, среди бурьяна, в чёрных подтё ках масла и бензина, Кузьмич увидел об ломки вражеского бомбардировщика. — Сбегай, Оемён, припе-си-ка кусок плексигласса. Лавра мундштуки нам сде лает, — попросил ездовый. Сегодня он был тщательно выбрит, ры жие усы аккуратно подстрижены. Даже хлястик на его шинели не висел больше на одной пуговице. И Сенька знал: не хо тел старый сибиряк, как и. все разведчи ки, выглядеть перед Наташей неряхой. — Пошли они к чёрту, эти мундштуки! — решительно отказался Сенька, чего с ним никогда не случалось. — Не хочу ру ки марать!.. Пинчук и Кузьмич с удивлением по смотрели на ярого трофейщика. — А може, сбегаешь, Семён! — на вся кий случай предложил Пётр. — Коммунизм собираешься строить, а сам посылаешь меня за разной гадостью, — упрекнул Сенька. Но Пётр запротестовал: — При коммунизме бережливость вдвойне нужна. Вещь-то пропадёт, а мы б её в дело употребили. Кузьмич вспомнил слова старого ездово го, с которым он встретился в медсанбате, там, в Шибекинском лесу: «В коммунизме жить собираемся, нужно быть готовыми к этому. В него, в коммунизм-то, с умными головами надо итти и с чистыми рука ми...» — Может, Сенька и прав. Коммунизм- — чистых рук дело, — сказал он Пинчу- ку. И от этих слов светло стало на душе сибиряка. Немцы откатывались к Днепру, яросгно огрызаясь. Но сдержать советских солдат, которых великая река притягивала, как магнит, они уже не могли. Наши пехо тинцы и танкисты врывались в сёла и го рода и сбивали неприятеля, вынуждая его к бегству. Всё^рто радовало ехавших на повозке разведчиков. Но Пинчук лочему-то скоро впал в ред кую для пего угрюмость. Чем дальше уез жали, тем больше темнел Пинчук: справа и слева от дороги всё чаще стали попа даться сожжённые дотла сёла. Тяжёлые, горькие дымы поднимались к небу, засти лали светлый горизонт. Едкая гарь, сме шанная с терпкими степными запахами, ударяла в ноздри, теребила душу. Чёрные, обгорелые яблони стояли у дорог, роняя на землю крупные испечённые плоды. Коро бились на огородах „ испаренные тыквы. Босоногие 'одичавшие ребятишки рылись в золе, у родных пепелищ, собирая для чего-то обгорелые, ненужные гвозди и дверные скобы. Ребята были так подавле ны совершившимся, что не могли даже по- детски радоваться приходу освободителей. Пинчук смотрел на этих ребятишек и ду мал: «Наверное, и моя дочурка вот так же роется в золе у сгоревшей хаты...». — Кузьмич, — тихо проговорил Пётр-. — Командир роты разрешив мени заско чить до дому. Я вас скоро догоню. А пока що побудь за мене. Смотри за Лачугою. Отстаие ще, бисов сын. Люди щоб булы нагудоваии... Ну, бувайте!.. Он пожал руки Кузьмичу и Сеньке, тя жело соскочил на землю и пошёл напря мик непаханым полем. Он шагал и шагал, осматриваясь вокруг, потеплевшим взором обнимая и лаская степь. Глаза его, муд рые шшчуковы очи, что-то беспокойно ис кали, Пётр вдруг остановился, как вкопан ный. Перед ним, заросший диким бурья ном, возвышался полусгнивший землемер ный столбик. Отсюда начиналась вспоен ная его потом, исхоженная и измеренная вдоль и поперёк, родимая, навеки благо словенная земля его артели. Оп думал о ней, ворочаясь в сыром окопе, она сни лась ему, ею полнилось широкое нинчу- ково сердце. Она была его «второй бо лезнью», о которой хотел и -не мог дога даться Сенька там, за Харьковом. Пинчук стоял, всматриваясь вдаль. Не-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2