Сибирские огни, 1951, № 3

— Хорошо, я напишу, — сказала она и вдруг разрыдалась. Она плакала, но не чувствовала прежней тяжести, и слёзы выли не так горьки, как прежде: сейчас они облегчали. Она поднялась с бревна, на котором сидела до этого, и направилась к своей хате. У крыльца вспомнила: — У кого там фурункул, товарищи солдаты? Пусть зайдёт ко мне! Тёплый ветерок трепал её волнистые, светлые волосы, непокорно выбивавшиеся из-под пилотки. Шахаев, проводив девуш­ ку долгим взглядом, удовлетворённо вздох­ нул, чуть приметно улыбнувшись. Он по­ дозвал Ванина: — Слушай, Семён, почему Вера пере­ стала ходить к нам? Сенька, застигнутый врасплох, в заме­ шательстве не находил, что сказать парт­ оргу. — То есть... как почему? А чего ей тут делать?... — Пусть ходит и дружит с Наташей. А ты дурака не валяй. Сенька ничего не ответил, но к вече­ ру, будто по мановению волшебной палоч­ ки, толстощёкая Вера уже сидела в Ната­ шиной комнате. Подружились они так бы­ стро, как могут только девушки и то лишь на войне. Об Акиме Вера не спра­ шивала: это было бы слишком больно для её новой подруги. В конце концов она на­ чала рассказывать о себе, о своей службе, о любви к Сеньке и о том, как всё-таки трудно девушкам на фронте, особенно если девушка одна среди ребят. Наташа, каза­ лось, слушала внимательно. Однако, когда Вера спросила её о чём-то, Наташа пе от­ ветила. Она думала о себе, о парторге, о матери Уранова и её соседке, которая под- держала Кирилловну в большом горе и не дала ей упасть, и Наташе хотелось обнять всех этих хороших, умных и добрых со­ ветских людей. Думала Наташа о людях, которые и её окружили трогательной, сер­ дечной заботливостью. — А ты знаешь, Наташа, мой Семён пропал! — вдруг сообщила Вера. — Куда? — отвлеклась, наконец, от своих мыслей Наташа. — Опять Акима искать... Знаешь, Се­ ня места себе не находит. С ним сейчас и говорить невозможно. Потемнел, худой стал — просто страшпо за него. Ты знаешь, Наташенька, как он любил твоего Аки­ ма!.. А тут они ещё поссорились с ним из-за чего-то. Вот Сеня и мучается. Боюсь я за него, Наташенька! — пухлые губы Веры дрогнули, покривились, и была она похожа сейчас на большого ребёнка, гото­ вого расплакаться. Наташа, словно очнувшись, порывисто 1 обхватила шею девушки и крепко прижа­ ла голову Веры к своей груди. — Сестрёнка моя!.. — с глубокой неж­ ностью прошептала Наташа. — Родная... В комнату к девушкам заглянул Мар­ ченко, но, ничего не сказав, вышел. По­ явление Наташи в разведроте повлияло на поведение лейтенанта. Он как бы вновь стал тем, каким его знали солдаты рань­ ше: энергичным, стремительным, деятель­ ным. Не давал покоя ни себе, ни стар­ шине, ни командиру взвода. Всюду старал­ ся навести порядок, хотя в роте и без тог» всё было хорошо налажено. Пипчуку это очень нравилось. — 3 Марченкою шо сь случилось!... Не посидит ни одной минуты на месте. Усе хлопоче... Ось якый вин!..— говорил стар­ шина Забарову и довольно приглаживал усы. Вот и сейчас, выйдя от девушек, Мар­ ченко отдавал всякие 'распоряжения. На­ таша и Вера услышали разговор: — Где ты был, Ванин? — Акима... — Ну, дат?.. Ничего не слышно?.. Ответа не последовало. Вера плотнее прижалась к подруге, буд­ то просила у неё извинения: «Прости, Иа- танф, что я такая счастливая...». Чуткая Наташа поняла её состояние, тихо прого­ ворила, гладя голову Веры: — Ничего, сестричка моя... — глаза ее были сухи. Вера подбежала к окну, открыла его, чтобы лучше слышать разговор Марченко с Сенькой. Однако ротный говорил уже е Забаровым. — ...под Сталинградом я не так дейст­ вовал. Я бы не позволял... Помнишь Ак- сай, я там с горсткой разведчиков четыре дня держался... А Песчанку помнишь? Забаров что-то ответил. Вера не рас­ слышала его слов. До них вновь донёсся резкий голос командира роты: — Назад тоже нужно оглядываться! — Оглядываться, но не глядеть всё время,— уже громче заметил Фёдор. Разговор на минуту стих. Потом вновь возобновился. — Наши готовятся к ночному штурму города. Утром, видно, двинемся дальше. Начальник штаба приказал сдать машину. Передай, Забаров, Ванину, чтобы тот от­ вёл её в автороту. Услышав об этом, Ванин даже не пы­ тался возражать. Он уже был безразличен к своему «опель-блитцу».