Сибирские огни, 1951, № 3
— Добре,— похвалил Пинчук, ценив ший людей практичных и деловых. Первый в хату Наташи вошёл Вася Ка мушкин — у него открылась старая рана. ■*— Садитесь вот здесь,— указала Ната ша на стул. Она быстро развязала бинт. Кончик его присох к ране. Наташа чуть-чуть потя нула. — Больно? — Пока нет... не очень... нет, больно! — Когда ранен? Вася рассказал. — Где? Он ответил. — Сколько времени лежал в медсанба те? — задавала Наташа вопрос за вопро сом. Камушкин охотно отвечал. Он даже не заметил, как кончик бинта отделился от раны. «Молодая, а хитрая»,— подумал Вася, глядя на светлые волосы девушки, хлопотавшей у его руки. Иногда они ка сались его подбородка, и, взволнованный, он поднимал голову выше, как лошадь, на которую хотят надеть хомут. — Ну, вот и всё! Можете итти,— де вушка подняла на бойца разрумянившееся от хлопот лицо,— через два дня снова приходите на перевязку. — Спасибо вам... товарищ Наташа! — поблагодарил Камушкин, поймав себя на том, что ему вовсе не хочется уходить из этой хаты. Но за дверьми ждал другой разведчик, и Вася заспешил. — Да, я забыла вас предупредить,— остановила его Наташа. — Постарайтесь недельку не работать этой рукой. — Постараюсь. А я забыл вас спро сить. Вы — комсомолка? — Комсомолка. — В таком случае нам надо познако миться. Я — комсорг роты. Моя фамилия Камушкин,— и он подал ей руку. — Наташа Голубева,— сказала она ещё по-школьному. После комсорга к Наташе приходили другие разведчики. Она промывала раны, перевязывала их, давала лекарства. Девушка чувствовала себя так, словно прослужила в этой роте целый год. Есть удивительная черта у фронтовиков: быст ро роднить со своей боевой семьёй нович ков. Не сговариваясь,, они окружают но вого своего товарища заботой, стараются наказать своё подразделение и себя, ко нечно, в лучшем свете перед ним. Наташа ючувствовала это уже в первый день своего появления в роте, и у неё было хорошо, радостно на душе. Ей хотелось как можно больше сделать для своих но вых друзей. К полудню вернулись командир роты и Аким. Ванин слышал, как Аким, смущён но улыбаясь, рассказывал Шахаеву: — Стихи просил прочесть... Узнал от кого-то, что я пишу... А у самого, рядом со стереотрубой, том Маяковского... Уди вительный человек!.. Приказал обязатель но принести ему мои стихи... Говорю— плохие, товарищ генерал!.. А он своё: принеси, посмотрим! Неудобно получи лось... — Почему неудобно? Покажи. Сенька, нетерпеливо ожидавший конца их разговора, наконец, не выдержал, та инственно поманил к себе Акима и шеп нул ему на ухо про Наташу. Лицо Аки ма сделалось краснее столового бурака. — Собственно... а ты не врёшь? — «Собственно» не вру! — передраз нил оскорблённый Сенька. — А -где она?.. — И чего это, -Аким, находят в тебе девки хорошего? — вместо ответа спро сил Сенька. — Ну, довольно же! Скажи, где?.. Ванин кивнул в сторону маленькой хаты. — Может, проводить,— предложил он. — Нет, уж я как-нибудь один... Аким направился к Наташе, но, опе режая -его, в хату вошёл командир роты. Он легко, мягкими прыжками, вбежал по старым, подгнившим ступенькам и скрыл ся за дверью. Аким круто повернулся и широкими шагами пошёл по двору. Его остановил Сенька. — Что это ты, Аким, вздумал строевой подготовкой заниматься? — дурашливо спросил он. Аким не ответил. Подошёл к Лачуге: — Что-нибудь поесть найдёшь? — Каша вот. Аким попробовал и отшвырнул котелок. — Когда ты, Миша, перестанешь пич кать нас этим кондером? — подоспел Сенька. — Видишь, даже Акиму не нра вится. У всех — повара, как повара, кор мят солдат на славу. А в нашей роте... чёрт знает что!.. — Вон со старшиной разговаривайте, а я тут не при чем,— просвистел сквозь выщербленные зубы Лачуга. — Как это не при чём? Старшина те бе даёт хорошие продукты, да ты, Миша, не умеешь ими пользоваться. Ты сам на перловке жевательную мощность потерял и теперь хочешь, чтобы и мы остались без зубов. А разведчику крепкие зубы нужны, сам знаешь, иногда и в горло фашисту при-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2