Сибирские огни, 1951, № 2

Вот и сейчас, когда Аким ушел в род ное село, Сенька вспомнил о них. — Так, говоришь, вернется, Петр, а? — А як же. Обязательно вернется. — А он... хороший, Аким... Может, мы зря его отпустили? — Ничего не зря. Солдаты замолчали. По степи с востока медленно кралась ночь. Шахаев обдумывал что-то. Потом позвал разведчиков и объ явил: — Сейчас отправимся. Надо проверить данные, полученные от партизан. — А как же... Сенька не договорил. Он хотел ска зать: «А как же Аким?», но во-время со- ■образил, что об этом сейчас спрашивать не следует. 11 \ Старый Силантий все дни проводил в ■больших хлопотах. Ранним утром отправ лялся в поле и возвращался домойтолько поздним вечером. Радостно взволнованный, садился за стол и, водвроив на нос очки, записывал что-то на клочке бумаги. В та кие минуты бабка боялась его тревожить: старик был крут. Присев рядышком и ■сложив на груди худенькие, с синими прожилками руки, тихая, она задумчиво глядела, как мохнатые брови Силаптия сходились над переносицей, закрывая дуж ку очков, и ей до болисердечной хотелось завести разговор о сыне, который с пер вых дней войны ушел добровольцем на фронт и теперь находится бог знает где. Но старуха боялась помешать мужу и, тяжело вздыхая, молчала. — Шла бы спать, стара,— не отрыва ясь от бумаги, говорил Силантий. И бабка покорно удалялась. В день Первого мая дед никуда не по шел. До полудня сидел в хатенке. И все- таки не вытерпел, вышел во двор. Решил покопаться в палисаднике.^ Воткнул ло пату в землю да так и оставил ее, бес сильно опустив седую голову на черенок: «К чему копаю... для кого?» Старик тяжело, порывисто вздохнул и прислу шался. С далекого шоссе до его слуха дока тывался низкий, непрерывный гул чужих моторов. — Все идут, идут, распроклятые!.. — шептал он сухими губами. Пз палисадника ему хорошо была вид на центральная часть дершши. Видел он и площадь, и здание сельского совета, над ■которым когда-то приветливо и. привычно трепетал красный флаг. А сегодня ведь Первое мая... На площади, против сель совета, еще с утра стояла бы маленькая красная трибупка, с которой произноси лись речи; мимо нее проходили колхозники и школьники... Флаги, флаги; счастливые глазенки ребятишек... внучат... внучек... Где все это?.. Старик печальным взглядом обвел по мертвевшее здание, и невыразимой болью впилась тоска в его старое сердце. А от шоссе все катился и катился гул немец ких моторов. Который день слышал Силан тий этот противный шум... — Что еще замышляет мерзавец? Не ужто опять в наступ пойдет? Мало ему, окаянному, в Сталинграде шею налома ли!.. — проговорил старик и горько за думался: неужели и этим летом не встре чать своих освободителей? Дед поднял взгляд на тоскующего чер- ногуза — подругу у аиста, наверное, при стрелили немецкие автоматчики; глупая, она летела к шоссе,— и вдруг увидел ма ленький квадратный листочек, застрявший в сухих ветках гнезда. «Листовка!» — обожгла сердце радостная догадка. Дед по пробовал достать ее черенком лопатки, но не смог. Быстро принес со двора багор, которым в половодье вылавливал бревна из реки. Осторожно проткнув листок крюч ком, он потянул его к себе. Аист поднял ся на свои тонкие длинные ноги, вытянул шею и недоверчиво покосил маленькую голову на Силаптия. «Приказ Верховного Главнокомандующе го»,— прочел дед. — «Братья и сестры, времеппо подпавшие под иго немецких уг нетателей...» Руки Силаптия ослабли, задрожали, буквы расплылись, и он уж ничего не мог прочесть дальше, все время и беззвучно твердя: — Братья и сестры... братья и се стры... Придя немного в себя, дед поспешил в хату. — Мать... слышишь, мать! Сталип пас с праздником поздравляет... Погляди, по гляди, что я принес!.. Ты только по гляди!.. Он показал ей на листок, трепетавший в его жилистых руках. Немного успокоившись, прочел дальше: «Товарищи красноармейцы и красно флотцы, командиры и политработники, партизаны и партизапки, рабочие и ра ботницы, крестьяпе и крестьянки, люди интеллигентного труда! Братья и сестры, временно подпавшие иод иго немецких угнетателей' От име^и Советского Прави тельства и нашей большевистской партии