Сибирские огни, 1951, № 1
Шёл-шёл человек и вдруг очутился на краю пропасти... Вот как бы вает. А почему? Потому, что смотрел только себе под ноги, вокруг ниче го не хотел видеть. Вперёд взгляда не бросал. Выходит — без глаз жил человек. И в людях видел только плотников, каменщиков и... писарей? Начальник поднял глаза. Сенькин попятился и прилип к стене — так суров был взгляд у Хазарова. - Вот чего не пойму: как же Карпов терпел вас, гражданин Сень кин? Удивительно! Он-то ведь зорче меня! Разглядел , наверное. Понима ете ли вы, кого хотели опорочить?! Впрочем, безусловно понима ете! Так вот, гражданин... писарь... работку вам придётся поискать. В Степном — не рекомендую. А в другом месте... ну, если такие Хазаровы ещё найдутся, каким я... был недавно... что ж — дело их! Пусть сами за себя отвечают! XXXI В последнее время Мария Веткина очень сблизилась с семьёй Миро- ненко. Фёдор Иванович и бабушка стали ей родными. Одно огорчало её: запрятанное, а потому особенно сильное страдание Тони. Веткина счи тала , что такие люди, как её подруга, не имеют права страдать, а долж ны добиваться счастья, если оно прямо не даётся в руки. Д а и кому во обще у нас позволено страдать? Сердцем она угадывала, что Владимир неспокоен. Иногда с ним з а водила разговор издалека: — В деревообделочном сейчас работы развернулись — красота! — Хорошо работают. Деревянные конструкции на посёлок подают исправно,— сухо отвечал Карпов, строже сжимая губы. Он, конечно, знает, что по инициативе Антонины Фёдоровны введён поток на сборке щитов, что весь её участок стал участком отличного к а чества. Так чего же он молчит? Или болезненная гордость? В Хазарове он её ломал, а со своей собственной справиться не хочет. Маня была счастлива, и ей хотелось, чтобы все вокруг были счаст ливыми. На следующую весну, когда она получит свой первый в жизни отпуск, наметила поездку с Фёдором в Ленинград, к её родителям. О тоске, скуке, бессоннице она читала только в книгах. И удивлялась. Недавно она получила ещё одно задание. В стенгазете пришлось-таки «протянуть» Проскурина. На этот раз крупным планом был изображён парень в картинной позе, с задранной головой и огромным указательным пальцем, упирающимся в выпячен ную грудь. Подпись гласила: «Я почитаю всех нулями, а единицею се бя». Ещё до выпуска номера рисунок вызвал споры в редколлегии, а затем и в комитете комсомола. Дошло до самого Мироненко. Не шуточ ное дело — жестоко раскритиковать лучшего на посёлке каменщика! Секретарь парткома не возражал . Газета была вывешена. В тот же день Мария разговаривала с Лозиным. Андрей Павлович горячо одобрил шарж на Проскурина. — Стараемся,— сказала Маня,— чтобы оружие было острым. — Правильно. Но, знаете, Мария Игнатьевна, недостатки существу ют разные. Иногда достаточно вскрыть порок, чтобы тем самым изжить его. Гораздо чаще этого мало. Случай с нашим Петром такого рода. — Но шаг сделан. •— Шага мало. Речь идёт о хорошем, ценном человеке, который до садно и грубо ошибается. Болезни роста!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2