Сибирские огни, 1951, № 1
лияния Сенькина было противно. В них перемешивались подобострастие и мелкая клевета. Сенькин, наверняка, рассчитывал сыграть на ссоре начальства. — Ладно. Оставь такие разговорчики. - Я вот только главное-то доскажу, Платон Петрович, уж вы поз вольте. Он, знаете ли, собирался меня уволить, ей-богу. И сделал бы, глазом не моргнул. А почему? Силу чувствует. Мы-то с вами понимаем — не маленькие: рука у него в заводоуправлении. Сам... — хотя в ком нате, кроме них, никого не было, Сенькин -счёл нужным обернуться и зашептал, склонившись к Хазарову: — Сам Мироненко ему благоволит. Дочка, вишь ли, на выданье... Ха-ха, в зятья прочит. — Что?! Откуда ты это взял? — так громко спросил Платон Петро вич, что Сенькин отскочил, а потом деланно засмеялся. — Яснее ясного,— сказал он, облизывая сухие губы.— Разве вы не замечали? Весь посёлок говорит. Платон Петрович не поверил, что «весь посёлок говорит», хотя од нажды сам с досадой слышал сплетню. Так вот где источник пошлых слухов! Слова Сенькина текли ровно и вызывали отвращение. Этому челове ку он, начальник стройучастка, доверял! Сенькин не только вёл бухгал терию, но иногда ему поручались и кое-какие технико-экономические расчёты. Как раз перед собранием он готовил Хазарову материалы для выступления. — Извините... Отвлекаю от дел? Сию минуточку уйду. Я так рад, так рад! Всеми помыслами. Странная личность. Хазаров сейчас смотрел на него так, точно ви дел в первый раз. Он давно знал, что когда-то у Сенькина были «нела ды» с советской властью, но не придавал этому значения. Управделами не вызывал к себе симпатий, но он достаточно аккуратен, педантичен в отношении документации, исполнителен. Чего же ещё надо? Дальше на чальник не заглядывал — некогда было. Больше двух лет они работали ■бок о бок, вместе пришли весной сорок шестого года на Степной. На лице у Сенькина плавала улыбка. На длинной жилистой, словно из мочалы, шее непрерывно что-то двигалось. Не так давно Хазаров позволял ему говорить об инженере Карпове примерно такие слова: «Охота же вам нервы трепать, душу на него рас трачивать. С ним надо разделаться решительно, единым махом». Вполне возможно, что эти речи в своё время сыграли определённую роль. Да-да! — Собирался, говоришь, уволить? З а что же? — За всё. К каждому шагу придирался. Бумаги принесу на под пись — обязательно не потрафлю. Официальные отношения лежат дня ми, а ему прежде подавай расчёты, графики, заявления рабочих. Изму чился с ним духом и телом. Однажды он мне заявил: «Какой вы, Сень кин, к чёрту на рога, строитель! Балку, опёртую двумя концами, рассчи тать не умеете». Видали, куда загнул? Вот он какой, голубчик! — И в самом деле не умеешь? — Всякому своё. Жизнь прожил — не умел, так уж... — Так уж и господу богу решил представиться неучем? Он добрый — простит? — закончил за него Хазаров. Сенькин умолк, почувствовав, наконец, в голосе начальника холод. Он изумлённо посмотрел на Платона Петровича, с трудом начиная р а з бираться в происходящем. На физиономии застыло такое выражение, словно он только что получил затрещину. И Хазаров тоже молчал, задумавшись на минуту, потом заговорил тихо и медленно, для себя, словно старался уяснить трудную проолему.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2