Сибирские огни, 1950, № 4
рош о это помнит — ему было тесно в узких штреках и забоях , а как только крепче начал он долбить гору —- в тех ж е штреках стало свобод нее, стало лучше и веселее в забоях , словно перед Алёшей раздвинулись горизонты и он очутился на огромном просторе. «Теперь поработаем!»— иногда бормотал он под гром бурильного молотка. Война за с тал а его в том ж е забое. Он несколько раз порывался на фронт, но его не пускали, зная , что без такого забойщика трудно при дётся руднику. Д а он и сам прекрасно понимал это, но всё ж е думал : война, значит место мужчины на фронте. Но вскоре пришлось взяться за работу так, что ни о чём ином и не думалось. Н адо было перевыпол нять свою норму, да ещё обучать молодых рабочих. Случалось, Алёша по целым суткам не вылезал из забоя , не смея оставить своего поста, и всяческие сомнения перестали его мучить. Д а к тому ж е он прекрас но знал , что сколько бы ни писал он заявлений в военкомат или п ар т ком, всё равно его не отпустят. И он работал в забое так , что ему не чего было стыдиться. Теперь он д аж е представить себе не мог, как бы это стали обвинять его в том, что он окопался в тылу. Не окопался, а прямо закопался! — шутил по этому поводу управляющий. В гору ушёл и строчит себе перфоратором , как из пулемёта. «Д а так здорово ,— ска з а л однажды Соловьёв,— что д аж е немцам слышно!» Слава о трудовых д елах Панцырева пошла по Уралу, достигла до Кремля, отозвалась на фронте. Его наградили орденом Ленина. К тридцати годам были у Алёши и слава и почёт, и в посёлке о нём говорили с любовью, что он замечательный парень , ж ал ь только — не женатый. Когда с Алёшей заговаривали об этом, он отшучивался: не успел жениться! Привычным лёгоньким ударом ноги Алёша распахнул калитку, прошёл по мощёной дорож ке в глубину двора, перепрыгнул через невы сокую изгородь и ока зал ся в садике. М еж ду двумя деревцами черёму хи лет десять назад он построил турник, труба которого была теперь вытерта до белизны крепкими Алёшиными руками. Сбросив пиддсак, Алёша присел на корточки, вытер ладони о сухую землю, прыгнул на турник, подж ался и, размахнувшись, начал вертеть «солнышко». Он не зам ечал никого: ни соседских ребятишек, за гл яды вавших в щель забора , ни старой матери, которая выбеж ала на крыль цо и грозила ему пальцем . Почти каж дый день она видела, как сын пробует силу своих рук, и никак не могла привыкнуть к этому. Сделав десять оборотов, Алёша ловко спрыгнул на землю и побе ж а л к матери, на ходу схватив пиджак . В чёрном платье, худенькая , со всем седая , чуть сгорбленная, она была намного ниже Алёши. Сын оста новился на третьей ступеньке, чтобы мать, разговаривая с ним, не слишком запрокидывала голову. — Поднимайся! Чего стал! — она потянула его за руку, но Алёша заупрямился: — Не пойду! — засмеялся он.— Бить будешь? — Раньш е надо было,— ответила, улыбаясь, мать и упрекнула: — Брось-ка ты баловство, Алексей. Соседских ребятишек подошлю, чтобы сломали твой насест. Старший — Петька , тот воя, что в картузе, и то тебе в сыновья годится. А ты вокруг трубы вертишься! Мальчишки, увидев, что бабка Глафира показывает на них, осмеле ли и закричали: — Д я д я Алёша! Д я д я Алёша! Научи нас. Глафира Фёдоровна погрозила им, в зял а пидж ак сына и пошла на веранду. Алёша1уселся на крыльцо и закурил , глядя на рудник. Отсюда были хорошо видны его верхние уступы, хотя шёл уж е десятый ч ас ,—
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2