Сибирские огни, 1950, № 3
проще, чем могло показаться со стороны: он искупается, возьмёт вело сипед и с вечерним поездом уедет. Едва сойдя с поезда, Алёша увидел Олю. Она была одета чистень ко, д аж е нарядно. В выходной день, не зная куда деваться, она всег д а выходила к поезду. Так было и сегодня. Оля сразу ж е узнала Панцырева и застыдилась своего воскрес ного платья. Ей казалось , что он подумает о ней худо. Но его широкая простая улыбка сразу же успокоила девушку. — Здравствуйте, Оля. Алёша пожал её руку. И удивился, что сделал это так осторожно- — Как мой велосипед? Не украли мальчишки? — Под замком. Вы за ним? Пойдёмте... — З а ним-то за ним, да что мне теперь делать с ним? Его уж под вечер, перед поездом забрать надо. А то на себе таскать придётся..- А вы что тут делаете? Гулять вышли? — Д а нет. Просто так . По путям прошлась. — По привычке, значит? У вас ведь и работа такая , чтобы по пу тям прохаживаться. Верно? Оля засмеялась. — Пойдёмте тогда со мною. Только вот не знаю, куда лучше. В той стороне я бывал. П амятная поездочка. Так что вспоминать никак не желательно. А вот по другую сторону бывать ещё не приходилось. Оля согласилась, и они пошли в долину, за берёзками. Девушка рас сказы вала , что теперь здесь работают геологи и, наверно, их стан ция Невидимка, т ак же как Громкая, получит скоро полную славу, по тому что есть надеж да на богатую руду. — Хорошо было бы,— говорил Алёша, свободно перешагивая со шпалы на шпалу.— Руда — дело великое. Уже давно можно было свернуть на лесную дорогу, но они по шли дальше по железнодорожной линии. — Весь наш род — от руды,— продолжал Алёша.— Д ед мой на весь горный округ славился. Когда умирал, просил, чтобы его на горе похоронили, д а мать побоялась. Без креста, мол, нельзя. Но однако же горсть руды ему в могилу бросили. Алёша принялся уверять спутницу, что горняков только на горе и хоронить. Оля слушала внимательно, чуть удивлённо, и Алёша с удоволь ствием рассказы вал ей о своём горняцком деле. — Люблю я гору. Д а и она меня, должно быть,— потому что з а хватила и отпустить не хочет, всё дальше заманивает, завлекает. И я иду. А иду я, Оля, не один, а со своим дружком-товарищем — с пер форатором! Не слыхала про такого? — Нет, не слыхала. Алёша засмеялся. — Это — чтоб ты знала — отбойный молоток. Ты ведь тоже с мо лотком по рельсам ходишь. Только мой похитрее будет. Сперва, помню, здорово от него доставалось мне. Бывало, д аж е и проклинал его,— под конец смены руки немели — такой тяжёлый. А потом, как сд ел а лись мои руки покрепче да половчее, так и он, глядишь, стал на л а ску податливее. Зарокочет, напористый, и ни перед какой породой не отступит. Полюбил я его, начал к нему получше приглядываться. Ви ж у — был бы мой перфоратор ещё способнее, кабы ему забурник по прочнее. Д ум ал я, думал, да и придумал: наварить на забурник побе дитовую коронку, чтобы не сбивала его порода. Пошло дело! Зароко т а л перфоратор веселее прежнего, а у меня от этого на душе — песня! Скажешь ему слово поласковее, а он тебе отвечает — только гул идёт
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2