Сибирские огни, 1950, № 3
тило Соловьёва, и он сказал , что чай непременно выпьет, а ночевать пойдёт в уком. — И попьёшь, и ночевать останешься... •— Боюсь помешать. — Небольшая помеха. Нас двое... Скоро дочка придёт. В народ ном доме работает, книжки выдаёт. — Чай — это хорошо,— сказал Соловьёв и неожиданно предло жил: — Хотите, я вам чайник подарю? — Самому пригодится. — А зачем мне? В дороге надо было. А здесь ни к чему. * — Ну, оставь,— сказал старик, подумавши.— Всё равно тебе пока деваться некуда. В укоме жить негде. Соловьёв понял, что старик оставляет его у себя, и, испытывая не ясное чувство радости, попросил разрешения снять меховой жилет. — Будь, как дома,— ответил хозяин и, взглянув на гостя, увидел на гимнастёрке орден Красного Знамени. П одавая чайник, Соловьёв сказал : — Я сегодня, когда шёл сюда, видел, как женщины несли воду в деревянных вёдрах... Железных, значит, негу... Хозяйство в упадок пришло... — Где видел? Не у вокзала? — чуть приметно улыбнулся старик. — У вокзала . — Так ведь это же деревянная слобода... У них испокон веков ж е лезо не принято... несмотря, что руда рядом. Такие уж люди. К аж д ая слобода — своё царство. После чая старик Родионов ещё раз попросил у Соловьёва ленин ский мандат и начал рассматривать государственную бумагу. Потом, как бы оправдываясь, рассказал , что в прошлом году Ленин прислал телеграмму, в которой призывал рабочих разбить Колчака и сберечь свой уральский край. — А писал он тогда — если, мол, до зимы не завоюем Урал, то я считаю, что гибель революции неизбежна. Помолчав, старик добавил: — Это он правильно — насчёт Урала-то. Урал — и в давнее время своё брал и теперь вот...— и ука зал на мандат. Соловьёв узнал от Кузьмы Петровича всю его родословную. Соб ственно «родионовское» начиналось в роду с какого-то кричника Родио на, работавшего ещё при первых Демидовых. Вся жизнь этого крич ника только в том и заключалась, что он в солёном поту одолевал кри цу за крицей — раскалённые брусья железа. Сын его, назвавшийся Родионовым,— откуда и пошла фамилия,— не захотел мучиться в крич- не, где человек томился больше, чем железо. Он пошёл по мраморскому делу: научился ловко высекать мраморные надгробные плиты. З а к а з чики никогда не были на него в обиде. Но лучшую из плит с соответ ствующей надписью он высек самому себе, и она лет д вадц ать про стояла в уголке его каморки. Родионов говорил, что с его смертью пе реведутся настоящие мраморщики и некому будет положить достойную плиту на его могилу, так лучше уж самому заготовить, вернее будет. Мраморщики со смертью Родионова не перевелись, однако в его рюду обработкой мрамора больше никто не занимался. Любовь к камню у Родионовых не пропала. Но сын пошёл дальше отца: его увлекли камни-самоцветы. Гранильщик Родионов был большим мастером, имел свою «искру» в огранке, мог отличить работу любого камнереза в окру ге. Говорят, у него было три ученика. У каждого — свой характер, л, значит, и своя рука. Трудились они над одной и той же поделкой оди наково хорошо. А всё же, когда бывало смешают в кучу все камешки,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2