Сибирские огни, 1950, № 3
свистком, как бригадир, коротко взмах нув рукой, сказал: «Давай». Клёвщик Гаврила Лялькин крикнул: «Пошёл!», выдернул клёвку, и три тонны груза чугунных болванок, скреплённые тол стой цепью, рухнули на дно и, воло чась по нему, стали тихо поворачивать плот влево, по кривой фарватера. Впе реди вставал крутой обрыв острова. Плот вошёл в Давыдовскую протоку. Буксир двигался, содрогаясь от мощно бушевавшего в котлах пара и веса пло та, сопротивление которого передава лось корпусу судна по туго натянутым стальным буксирам. Снова пропели два длинных свист ка, и белый флаг взметнулся в руке капитана справа по ходу буксира. С плота ушли на дно правые лоты. Плот пошёл ещё тише, послушный воле лю дей. Томительно текло время. Двад цать—тридцать минут... С мостика па рохода мата теперь казалась гигантским луком, изгиб которого точно соответст вовал изгибу протоки. Центральной своей частью плот почти касался бе рега. У самого выхода из неё плот головой задел сигнальный бакен. Белый тре угольник качнулся в сторону, потом, подмятый брёвнами, исчез под ними. Над обрывом высокого берега пока зался бородатый старик-бакенщик. Он выбежал без фуражки, сердито разма хивая веслом. — Лешие смолевые! Бакен сорвали, — кричал старик, но, взглянув вдаль, вдруг замолчал. Такой величины был плот, что бакенщик враз забыл про обиду и утрату. Он долго стоял, опираясь на весло, и проЕолсал взглядом невиданную мату, а потом повторил уже восхищённо, спускаясь к воде: — Лешие смолевые!.. Для этих и бакена н*е жалко. Новый белый треугольник закачал ся на волнах, на том же самом месте— у выхода из опасной Давыдовской про токи. Старик вышел из лодки, поднялся на крутояр, отыскивая за поворотом фарватера дымок парохода. Сорок самых напряжённых минут за восемнадцать лет плавания провёл Александр Григорьевич Мухин на мо стике в тот день. «Разин» вышел из Давыдовской протоки. Впереди раскинулся широкий речной простор. Пропели гудки: «Под нять лоты». Мухин снял фуражку и вытер пот о крутого лба. На плоту заходили вороты. Лоты медленно поднялись вверх. Лялькин дежурил у ворота наготове. Мгновение — и снова в цепи вошли клёвки. Плот двинулся быстрее и, вытянувшись стре лой , устремился на север. Когда проходили Давыдовскую про току, Никита стоял всё время у ворота, левого лота. Громады крутояра проплы вали мимо в семи метрах. Плот, по слушный воле людей, тысячетонный плот шёл по опасному пути рядом с бе регом и, не задевая его, чётко повора чивался за буксиром и лотами. — Живой, язви его, живой! — восхи щенно шептал Никита, вцепившись в слегу ворота. И, когда раздавалась команда, он налегал на ворот со всем усердием. Ему хотелось быть таким же ловким, испол нительным, как Масин, Лялькин и другие плотовщики маты. Многое здесь было для него новым, неизвестным, оно, это новое, захватило целиком. — Видал? — спросил его бригадир. — А ты боялся! — И сам вздохнул об легчённо, когда миновала опасность. — Отдыхай, ребята! Дежурные остались на местах у ло тов. Когда стемнело, на плоту зажгли сигнальные огни. Они растянулись длинной цепочкой па четыреста метров. Над потемневшей рекой, над лугами, сладко пахнущими молодыми травами, над тёмной грядой бора поднялась луна. В сумраке ночи о чём-то тихо пере говаривались маленькие волны, с пле ском набегавшие на плот. В ответ им недовольно, ворчливо поскрипывали звенья сплоток. Иной раз на повороте весь плот, пошевеливая брёвнами, вздыхал словно живой. Впереди, сверкая сигнальными огня ми, мощно рассекал тёмную воду бук сир. Невидимые тросы, вздрагивая, пе редавали плоту могучую силу машин, и он шёл все дальше и дальше. Дежур ные внимательно следили за буксиром и его сигналами. Никита теперь стоял на посту у пра вого лота. На плоту, то разгораясь, то затихая, пылали костры, вырывая из темноты ночи громаду маты. Никита за думчиво глядел на убегавшую вдаль реку. Новое вошло в его жизнь с той по ры, когда он познакомился с Масиным и его товарищами, встал на этот плот, вошёл в среду людей, захваченных од ним делом. «Может быть, в самом1деле стержня в жизни не было?» — вспомнил Никита и усмехнулся. А теперь ■он почувство вал такой интерес к работе, какого не бывало у него никогда и ни к чему. «Доведём, или нет?» — думал он. Кто- то уверенный, будто новый, другой че ловек, отвечал: «Доведём!» А прежний Никита сомневался и спрашивал: «Вот давеча, видал, чуть не запоролись в протоке? Посадили бы плот!» И новый, другой убеждал: «Но ведь провели всё- таки, и дальше идём».
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2