Сибирские огни, 1950, № 2

Не знаю, сколько ведер воды и дров я принёс в тот день. Проходя между женщинами с водой или дровами, я несколько раз заметил, как на меня грустно и задумчиво смотрела Вера. Её пристальный взгляд смутил меня. Мне захотелось быть наедине с ней, поговорить, утешить её. С этими мыслями сел я на табуретку в кухне и размечтался. Вера не приходила. Мне стало стыдно своих мыслей, и я убежал. Когда вышел на улицу, мне снова захотелось быть около Веры и смотреть на неё, но снова войти в дом было неудобно. Поэтому я взял охапку дров и вошёл в избу. Открыв дверь и чуть переступив порог, я громко кашлянул, чтобы Вера услышала меня. Вдруг вижу, летит ко мне Наталья Прокопьевна с палкой в руке, как коршун, подхватив­ ший сурка. Не понимая, в чём дело, я стоял, широко раскрыв глаза. — Ах, чёрт окаянный! Я же тебе говорила, что больше не надо дров. Чего тебе нужно здесь? — закричала она и выгнала из избы. Было обидно не то, что она меня выругала, а то, чго это случилось на глазах у Веры. Позорно выгнали, унизили меня перед ней... Я пошёл в землянку. — Ну, ребята, бабы пекут сдобы, пельмени готовят. Наверно, за весь год хоть раз-то накормят досыта,— шутя сказал Тарбаган. — Конечно, накормить должны,— откликнулся кто-то из батраков. — Зря болтаешь, друг. Их дело работать заставлять, а кормить — это дело не их. Об этом они не думают. На пасху хозяин много гостей пригласил. Всё это для них приготовлено,— сказал Пётр Сидоров. Наступил день пасхи. Снег почти везде сошёл. Земля просыхала. Было видно, как от неё идёт пар. Пётр Сидоров, Тарбаган, Чолдак-оол и я пошли вчетвеосм на берег Каа-Хема. Сели у обрыва на ствол подмытой лиственницы. Задевая ■краями солнце, плыли волнистые, как стада овец, облака. Весело щебетали зяблики. Откуда-то из неизвестных далёких краёв возвращались утки и гуси. Вот над нами пролетает стая турпанов*. Как ветер в лесу, шумят их крылья. Рядом с нами — куст ивы. Он уже начал распускаться. Пётр Сидоров набил в трубку таба,ку и задумчиво смотрит вдадь. — Дай-ка огня,— обратился он к Тарбагану.— У меня нет спичек. Тарбаган проворно достал огниво, высек огонь и, когда пушистый конец трута раскраснелся, подал его Петру. Тот придавил в трубке табак потрескавшимся большим пальцем и закурил. — Вы знаете, наш хозяин ждёт гостей,— сказал Пётр. — Всё знаем,— сокрушённо вздохнул Тарбаган. — Ничего ты не знаешь.- Опять сидели молча. Позади нас громко залаяла собака. Мы обернулись. По улице быстро идёт сельский поп Иван Щенов. На нём блестит вышитая золо­ том ряса. На ветру, как прутья у старой метлы, изогнулся к плечу конец бороды. На груди покачивается блестящий крест. В правой руке он дер­ жит кадило. За ним торопится вереница стариков и старух. Одни несут образа, другие — плетёные из прутьев корзинки. За людьми двигается большая повозка. Батрак Щенова ведёт под уздцы разукрашенного бумажными ц ве ­ тами гнедого жеребца. Щенов, славословя, забегает в каждую избу. За ним, постукивая сапогом о сапог, чтобы сбить налипшую слякоть, спе­ шат люди с корзинками на плечах; в них — яйца, пироги, битая птица. — Смотрите, ребята,—указал Пётр Сидоров на повозку:—сколько * Т у р п а н — род утки с желто-зеленым оперением.