Сибирские огни, 1950, № 2
ца нет. Яростно размахивается ручищей. Я лечу наземь. Никогда я не чувствовал себя таким обиженным. Ведь я не знал, не нарочно, и он мой друг. Я поднялся, но слёзы, от которых я давно отвык, текут и текут. Посмотрел на Чолдак-оола и сразу прошла обида: он весь в снегу с кровяными пятнами — плюхнулся с такой высоты, а корка на снегу острее стекла. Я понял, что очень виноват перед ним. Чолдак-оол снова перекинул верёвку и, не надеясь на меня, вот кнул вилы в подошву стога, накинул петлю на вилы, сказал: «Прижи май книзу верхний конец», и убежал за стог. Как шишка на чиновничьей шапке, отороченной горностаем, торчит над стогом его голова. — На санках — лопата, подкинь! Я побежал и взбросил на стог лопату. Чолдак-оол схватил её и заработал с таким удовольствием, как будто не снег очищает, а снимает ложкой сливочную пенку с отстояв шегося молока. Вот он опять внизу. Мы чистенько подгребаем скинутый снег и от кидываем к изгороди, выглаживаем площадку перед стогом, чтобы не затоптать сена во время погрузки. Подтаскиваем сани. Уложив поперёк саней четыре жерди, Чолдак-оол снова перехле стнул верёвку через стог и приказал: — Ну, полезай! Я был горд его поручением. Мне казалось, что потерял всю тя жесть и ползу так быстро, как белка взбирается на вершину кедра. Когда я добрался до середины стога, верёвка вдруг рванулась назад; опрокинувшись, я полетел вниз. Обтирая со щёк и шеи налипший снег, я подбежал к Чолдак-оолу и с возмущением закричал, невольно подражая его голосу: — Что ты за человек? Когда лезут по верёвке, почему не держишь? Он добродушно смеётся: — А кто виноват? Забыл, как меня спустил под стог? То-го! Живо полезай. Теперь не пущу. Чолдак-оол подтолкнул меня в спину. Я благополучно взобрался на стог, вздохнул полной грудью, огляделся. Без края тянется вдаль снежное ложе Каа-Хема. Далёко-далёко видны поднебесные горы с ис- синя-чёрной тайгой. Из-за них на край светлеющего неба выходит заря. Одно мгновение стою зачарованный. Уже Чолдак-оол что-то кри чит. Утреннее звонкоголосое эхо подхватывает его слова и с необычай ной силой перебрасывает с таскыла на таскыл*. Но я слышу только два слова в раскатистом хоре голосов: — Ви-и-лы... ви-илы... и-илы... На-а-а-а-а-а... Я хватаю вилы и начинаю работать, забыв о ссадине на руке. Ши рокие пласты сена кажутся мне совсем лёгкими. Я с увлечением нани зываю их и сбрасываю туда, откуда слышен скрип саней—-там Чолдак- оол уминает воз, подпрыгивая на сене и распевая песню. Вскоре сани были нагружены: Чолдак-оол позвал меня вниз и стал показывать, как надо крепить воз, при помощи басгырыга — продоль ной жерди с насечкой на толстом конце. С переднего края привя зали к полозьям короткую верёвку наподобие повода уздечки и надели её на толстый конец бастырыга, а тонкий конец туго прижали книзу длинной верёвкой на задке саней. * Т а с к ы л — хребет.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2